Эрик Расселл - Часовые Вселенной

— Им они просто не нужны.

— Почему же?

— Потому что их в плену больше четырехсот и они всегда могут рассчитывать, что как минимум несколько Юстасов в нужный момент окажутся под рукой.

Когда Лимингу кое-как удалось от них отбиться, у него просто ум за разум зашел, а душа провалилась в пятки. Потом настал черед коменданта.

— Союзники наотрез отказались принимать пленных землян первыми или обменивать их из расчета два к одному и вообще дальше обсуждать этот вопрос. Что вы на это скажете?

Собрав остатки воли в кулак, Лиминг ответил:

— Посудите сами, на вашей стороне — больше двадцати разных народов, самые могущественные из них — бесспорно, латиане и зебы. Неужели выдумаете, что Сообщество согласилось бы с пред ложением союзников отдать приоритет при обмене какой-то определенной расе? Окажись такими счастливчиками, к примеру, танзи гы — что ж, по-вашему, латиане и зебы так и проголосуют, чтобы они попали домой первыми?

Тут вмешался высокий, начальственного вида субъект в штатском:

— Я — Даверд, личный помощник Зангасты. Он придерживается такого же мнения и считает, что землян просто забаллотировали. Поэтому я уполномочен задать вам один вопрос.

— Какой же?

— Ваши союзники знают о Юстасах?

— Нет.

— Вам удалось скрыть от них истинное положение вещей?

— Никому и в голову не приходило что-то от них скрывать. Просто для друзей такое положение вещей не очевидно. Ведь Юстасы эффективны только в борьбе с врагами — тогда их уже ни от кого не скроешь.

— Прекрасно — Даверд подошел поближе и напустил на себя заговорщический вид.— Латиане развязали войну, а зебы вступили с ними в военный союз. Все остальные, в том числе и мы, оказались втянутыми по разным причинам. Латиане сильны и заносчивы, но мы знаем, что они не отвечают за свои действия.

— А мне-то что до этого?

— Мы, более слабые народа, не можем противостоять латианам или зебам в одиночку. Но, объединившись, мы станем достаточно сильны, чтобы выйти из войны и поддерживать нейтралитет. Поэтому Зангаста связался с остальными.

Господи, ну и дела! Вот чего можно добиться, имея всего-навсего моток медной проволоки!

— Сегодня он получил от них ответ,— продолжал Даверд.— Они готовы создать единый фронт во имя обретения всеобщего мира — при условии, что союзники признают их нейтралитет и проведут обмен пленными.

— Такое трогательное единодушие среди мелкой рыбешки говорит о многом,— злорадно вставил Лиминг.

— О чем же?

— О том, что силы союзников недавно одержали победу. При этом кому-то изрядно досталось.

Даверд не сказал ни да ни нет.

— На этой планете вы — единственный пленный землянин. И Зангаста считает, что вас можно прекрасно использовать.

— Каким же образом?

— Он решил отослать вас на Землю. Ваша задача — убедить землян, чтобы они поддержали наши начинания. Запомните: если вам это не удастся, сотням тысяч инопланетных пленников придется несладко.

— В подобных случаях полагается говорить: я умываю руки и ни за что не отвечаю. Но вы тоже запомните — вздумаете сделать из пленных козлов отпущения, раньше или позже придется поплатиться.

— Союзники ничего не узнают,— парировал Даверд.— Ведь здесь не будет ни землян, ни Юстасов, так что некому будет тайком их проинформировать. Таким образом мы нейтрализуем землян. Так что союзники не смогут воспользоваться сведениями, которых у них не будет.

— Да уж,— согласился Лиминг,— Тем, чегоутебянет, никак не воспользуешься.

Они снарядили легкий эсминец с командой из десяти зангов. Сделав единственную посадку для заправки и смены дюз, он доставил их на базовую планету, находившуюся на передней линии фронта.

База была аванпостом латиан, но их ничуть не заинтересовали планы младших партнеров. К тому же им и в голову не пришло, что человекообразное существо в зангастанском экипаже — настоящий землянин. Латианские техники туг же принялись менять обшивку дюз, готовя истребитель в обратный путь. Тем временем Лиминга пересадили на одноместный латианский корабль-разведчик, на котором не было никакого вооружения. Перед отлетом все десять зангов отдали ему церемониальный салют.

С этой минуты Лимингу оставалось полагаться только на себя. Взлет показался сущим адом. Пилотское кресло было ему велико и вдобавок подогнано под латианскую задницу, так что все выпуклости и вогнутости приходились не туда. Приборы — совершенно незнакомые и расположены не там, где положено. Кораблик мощный и быстроходный, но слушается рулей совсем иначе, чем земной. Лиминг так и не понял, как это ему удалось, но тем не менее он ухитрился взлететь.

Потом его преследовали постоянные опасения, что корабль засекут локаторы союзников и их орудия разнесут его в клочья.

Он мчался среди звезд, положившись на везение и не прикасаясь к передатчику. Сигнал вызова на вражеской частоте мог в единый миг превратить его в удобную мишень.

Лиминг держал курс прямо на Землю. Спал он тревожно и чутко. Не стоило доверять дюзам, хотя продолжительность полета была втрое меньше той, которую он проделал на своем корабле. Незнакомому автопилоту не стоило доверять хотя бы потому, что он был вражеской конструкции. Самому кораблю не стоило доверять по той же причине. Союзным войскам не стоило доверять, потому что у них была манера сначала дать залп, а потом уже задавать вопросы.

Скорее благодаря счастливому случаю, нежели умелому управлению, он пересек линию фронта незамеченным. Такой подвиг при достаточной наглости мог бы совершить и противник, только навряд ли отважился бы: ведь мало попасть на территорию союзников, куда труднее оттуда выбраться.

Наконец, в один прекрасный миг, Лиминг на всех парах вынырнул над ночной стороной Земли и плюхнулся на поле в двух милях к западу от главного космопорта. Было бы совсем уже глупо рисковать, сажая латианскую посудину посредине космопорта. Кое-кто, вздремнувший у тяжелой пушки, мог вздрогнуть от неожиданности и пальнуть.

Луна уже ярко сияла, отражаясь в реке Цобаш, когда он пешком подошел к главным воротам. Послышался окрик часового:

— Стой, кто идет?

— Лейтенант Лиминг и Юстас Фенакертибан.

— Подойдите для опознания.

Он поплелся вперед, размышляя про себя, что такой приказ — сущее идиотство. Часовой видит его впервые в жизни и не смог бы отличить даже от Минни Мак Свини. Хотя, конечно,— мысли пачкают мозги!

У ворот на него обрушился мощный сноп света. Из ближайшей будки выскочил какой-то молодчик с тремя нашивками на рукаве. Он тащил сканер, за которым волочился тонкий черный кабель. Этим сканером он стал размахивать перед прибывшим, сосредоточив основное внимание на его лице.