Генри Каттнер - Меч грядущего

— Нет,— ответил Корт.— Нет, я не бог.

— Тогда… в чем дело?

— Я помогу вам. Больше ничего не остается, теперь я понимаю. Земля еще не готова для мира. Я проснулся слишком рано.

Барлен восторженно выругался, его брань барабанным боем ударила о гулкие своды комнаты.

— Отлично, Корт! Отлично! Вы были солдатом, остаетесь им и сейчас. С оружием у нас есть шанс одолеть деккан.

На лице Хардони появилась невеселая улыбка.

— Долго же вы раздумывали,— сказал он.— Но, возможно, это к лучшему. Сейчас Лира доведена до белого каления, ее легко перековать. Как только люди узнают, что вы с нами… В общем, у вас и в самом деле есть шанс стать богом.

Корт не сводил взгляда с Иреллы. Жесткая линия ее рта смягчилась, огонь в глазах погас. Теперь она опять выглядела как девушка, которая подарила ему поцелуй, а не как властная правительница, угрожающая пытками.

— Значит, вы все-таки живы,— тихо произнесла она, и только Корт понял, что она имеет в виду.

Спустя полчаса он в одиночестве прогуливался по террасе дворца, ожидая и размышляя. Над ним мерцали холодные звезды чужого неба, в сравнении с суетными делами рода человеческого неизменные, как сама вечность. Внизу, под балюстрадой раскинулась Валира — розово-перламутровое пятно на фоне ночи. Дворец за спиной бурлил от возбуждения.

Совсем скоро здесь соберутся ученые и технические специалисты, которые давно ждали этого дня.

— От вас не потребуется никаких речей,— сказал Корту Хард они.— Они хотят расспросить вас. Им нужно понять основы, чтобы начать работать. Сейчас даже одна-единственная проведенная впустую ночь может обернуться бедствием.

Корт не знал, о чем будет говорить. Как описать мир, в котором он когда-то жил? Совсем немногое сохранилось в его памяти отчетливо — обсаженные деревьями улицы, где даже в солнечный летний день зелень дышит прохладой; дети, которые с веселыми криками бегают по этим улицам; тележка с мороженым, медленно едущая по тротуару; звон колокольчика. Ему не хотелось говорить с лиранскими учеными об оружии. Ему хотелось рассказать о других, совсем мирных вещах…

Все бесполезно. Войны, похоже, будут всегда. Неужели другое решение невозможно? Он поднял взгляд на безответные звезды. Скорее всего, войны будут и здесь. Хардони прав: люди — хищники.

Нет, все-таки Хардони ошибается. Где-то есть и другой выход. Нужно лишь найти его, и его непременно найдут — когда-нибудь, в далеком, еще не родившемся будущем, в стране и времени, которые будут потом. Сам Корт, конечно, этого не увидит. Он проспал не одно тысячелетие, однако даже сейчас в крови людей пульсирует страстное стремление воевать и убивать себе подобных. Война едва не уничтожила человечество, но люди позабыли об этом. И снова вытащили из ножен пламенеющий меч.

На этот раз он обрушится на землю, которой нечем от него защититься.

— Наука,— с горечью прошептал Корт.— Снова она будет работать на войну. И это будущее!

— Война — ужасная глупость,— произнес чей-то голос.

Из полутьмы выступила тучная фигура и, неуклюже переваливаясь, двинулась вперед. Сумерки скрадывали яркие краски одежды Фарра, но лицо и общие очертания были различимы.

— Война — ужасная глупость,— повторил Фарр.— Но я не имею привычки спорить с глупцами. Трон правит, и пусть себе правит, говорю я — пока мне не мешают жить своей жизнью. Но нет. Они отказывают мне в оборудовании, которое необходимо мне, чтобы быть счастливым.

Корт отвернулся, собираясь уйти, но толстяк с удивительной прытью преградил ему дорогу.

— Пожалуйста, подождите,— в высоком голосе Фарра звучали нотки беспокойства.— Вы можете оказать

мне огромную услугу. Ирелла к вам благоволит, а у меня есть одна скромная просьба. Это для меня чрезвычайно важно. Не уходите, выслушайте меня.

— Ну, в чем дело? — не заботясь о вежливости, спросил Корт, недовольный тем, что его уединение нарушено.

— Разве человек не имеет права быть счастливым, если он никому не мешает? Мне требуется кое-какое оборудование, совсем немного, а они отвечают, что оно требуется всем. Однако несколько зарядных устройств ничего не значат для Лиры. Я, знаете ли, очень полезный друг, Корт, и прошу об очень маленькой услуге. Замолвите Ирелле словечко за меня, и дело будет сделано.

— Улаживайте свои проблемы сами,— проворчал Корт.— Кстати, для чего вам нужно это оборудование?

— Для счастья,— ответил Фарр.— Я создаю сны.

— Что?

— Я создаю сны,— повторил толстяк.— Науку можно повернуть совсем в другую сторону, не на службу войне. Много лет назад я удалился в свой замок и с тех пор создаю собственные миры. Там я могу делать все, что пожелаю. Я разработал, в некотором роде… науку снов. Но я не ученый, я художник.

— Правда? — сказал Корт.— Когда-то давно я тоже считал себя художником.

Фарр улыбнулся.

— Тогда вы меня поймете, не сомневаюсь. Красота и необычность новых миров помогает мне забыть о тревогах и недостатках нынешнего. Наука способна дать искусству жизнь. Если вы можете шагнуть в нарисованную вами картину, это замечательно.

— Ну, это только красивый образ.

— В том-то и дело, что я могу,— воодушевился Фарр.— Я рисую с помощью определенной… силы или

энергии, способной трансформировать материю на уровне реальности так, как хочет художник. И более того — эта вновь сформированная материя не статична. Из семени цвета, замысла и звука она развивается и растет как растение.

— И что, специалистам известно об этом? — с сомнением спросил Корт.

— Конечно. Некоторые из них даже разрабатывали для меня основные принципы… Ну, как мастер-техник может создавать музыкальный инструмент. Однако играю на нем я.

В душе Корта скептицизм боролся с любопытством.

Вдруг тут тоже есть что-то, что можно превратить в оружие?

— И как ваша система работает? — спросил он.

Фарр извлек из складок своего одеяния черный шар размером с апельсин.

— Человека всегда привлекали образы, представляющие собой материализацию его подсознания… говоря точнее, его истинного «я». Каждому интересно воплотить в жизнь собственные мысли, облечь их в цвет, форму, звук… Создать свою, личную, реальность. Думаю, в ваше время люди тоже делали нечто подобное.

— Да. Иногда им это очень неплохо удавалось.

— Лишь искусство совершенно,— продолжал Фарр,— потому что с его помощью человек достигает состояния абсолютной свободы. Он — пленник своего тела, ограниченный пятью чувствами. Однако сознание способно простираться в бесконечность и творить чудеса. Если ты не связан оковами плоти, если создаваемые твоим разумом миры стали реальностью — хотя бы для тебя одного, тогда ты достиг совершенства! Тюремные стены падут. Свободный разум, воплощающий собственный замысел и таким образом реализующий себя. Здесь, сейчас, в цвете и звуке.