Уэйн Барлоу - Экспедиция. Письменный и художественный отчёт о путешествии на Дарвин IV в 2358 году н. э.

Похожая на решётку гриля лобная область головы крылатого быстрохвата предназначена для того, чтобы пропускать воздух (а также запах) в снабжённую крыльями часть тела животного; затем он с силой выбрасывается через маленькие выходные отверстия на задних краях крыльев, позволяя существу скользить во время бега настолько легко, что иной раз я спрашивал себя, касаются ли его ноги земли.

Однажды вечером в самом начале исследований у меня была неудачная встреча с быстрохватом. Он преследовал нескольких ракетострелов, двигаясь через широкое высохшее речное русло близ озера Гедина к четырём многогранным гнёздам ракетострелов. Я последовал за ним, но, когда понял, что промахнулся мимо цели, в поспешном желании затормозить создал работой турбин такую сильную реактивную струю, что она отбросила в сторону кувыркающегося быстрохвата. Его лёгкое тело отнесло на десяток или больше метров, и я знал, что он должен был пострадать от тех или иных ранений.

Когда я, в конце концов, развернулся, то понял, что ситуация была хуже, чем я опасался. Крылатый быстрохват сломал одну из своих лёгких ног и с несчастным видом хромал, издавая сигналы, которые, как я был уверен, выражали боль. Кроме того, реактивная струя моих турбин разрушила одно из гнёзд, и целая туча разозлённых ракетострелов мучала раненого быстрохвата, пикируя на него и расклёвывая его тело. Существо приходило во всё большее и большее смятение, были отчётливо заметны его боль и страх. Я в ужасе наблюдал, как он споткнулся и упал. Я парил над ним, осознавая свою роль в этой трагедии. Однако, как бы сильно я того ни желал, одно лишь моё желание не смогло бы заставить это существо снова встать на ноги, и как ни жаль мне это говорить, но оно вскоре умерло. Возможно, ему также были нанесены внутренние повреждения. Единственное, на что я могу надеяться – что быстрохват был старым или слабым, и что я просто ускорил его гибель. Я покинул это место, отягощённый огромным чувством вины.

Картина XVI. Шторм над «морем».

КАРТИНА XVII. «Это был редкий момент нежности на мире, где жестокость казалась правилом».

Однажды, ближе к середине пребывания на Дарвине IV, я получил запрос из контрольного центра «Орбитальной звезды»: нужно было попытаться исследовать огромный элемент поверхности планеты, известный как Амёбное море. На тот момент это была совершенно неизведанная территория: ни один из прочих участников экспедиции не заходил так далеко на север. Отданные мне приказы (если так можно было бы назвать вежливо сформулированный запрос) предписывали двигаться в северном направлении, пока я не достигну края «моря», и продолжать движение прямо к его середине. В запросе ощущался некоторый оттенок безотлагательности; позже я выяснил, что има проявляли особый интерес к огромному существу, сфотографированному их спутником примерно за пятнадцать лет до этого.

Я завтракал под пятую симфонию Прокофьева, перечитывая отданные мне «приказы» и с нетерпением ожидая изменений пейзажа. Пустоши, который я исследовал, становились всё более и более монотонными; время от времени, если бы мой навигационный компьютер не подтверждал иного, я готов был поклясться, что двигаюсь по кругу.

Заканчивая завтрак, я включил навигационную сетку и ввёл координаты нового места назначения. В считанные мгновения турбовентиляторный двигатель Изара с отличной скоростью помчал меня через пустыню. Слоистые столовые горы сменились травянистыми равнинами, которые плавно перешли в области, непосредственно окружающие «море».

Самка (слева) и самец мешкоспина похожи друг на друга по форме, но ведут совершенно различный образ жизни. Самец обследует прибрежную зону в поисках пищи. Самка выкапывает «могилу» и закапывается в грунт для размножения. Уйдя под землю, она больше никогда не покажется на свет.

Словно нарочно, едва я добрался до приподнятого края «моря», моё внимание привлекло нечто странное. Я замедлил движение и начал парить примерно в десяти метрах над поверхностью.

Подо мной, поднимаясь вверх над поверхностью пляжа, находилось с полдюжины похожих на почки образований. Это были полутвёрдые стебли метровой высоты, увенчанные роговыми «ртами», похожими на клювы; каждый из них равномерно открывался, чтобы выдохнуть облако влажного воздуха. Рядом с каждым стеблем находилось более тонкое и гибкое щупальце, которое извивалось в постоянном движении. Каждое щупальце заканчивалось широкой уплощённой «ладонью», которая, подумал я, выглядела весьма ловкой.

Сюрреализм разыгрывающейся сцены зажёг мои эстетические чувства, и, часто поглядывая на хронометр, укреплённый на потолке, я начал зарисовки. Пока я рисовал, мне стало интересно, на что похожи эти существа, скрытые под землёй? Я отложил карандаш и попробовал провести ИК-сканирование зарывшихся в песок таинственных существ. К сожалению, недавно прошёл дождь; существа были погружены в сырую прохладную почву и их тепловые образы у меня на экране были нечёткими.

Я наблюдал за стеблями на протяжении двух часов, надеясь, что может обнаружиться какая-то подсказка в отношении их очертаний в целом. Стебли подёргивались, рты открывались, руки иногда схватывали и совали во рты каких-то мелких неосторожных существ – и всё.

Испытывая разочарование, я готовился к продолжению своего путешествия вглубь «моря». Однако мне сопутствовала удача, потому что, будучи уже почти готовым следовать прежним курсом, я услышал низкочастотные звуковые сигналы. Развернувшись, я увидел нечто, движущееся вдоль пляжа в мою сторону. Это было большое существо красного цвета, у которого были стебель, рот и щупальце, похожие на те, что я зарисовывал на протяжении последних двух часов. Я назвал животное мешкоспином, потому что на своей широкой спине он нёс большой прозрачный мешок, заполненный бесцветной жидкостью. С каждым тяжёлым шагом этот мешок колыхался, а из маленького клювообразного рта шёл пар. Казалось, будто существо изнемогало под своей тяжёлой поклажей.

Очарованный, я наблюдал, как это неуклюжее животное медленно наклонилось к стеблю и встало над ним. Большое животное вытянуло свой стебель к стеблю, находившемуся под ним, и дотянулось до него. С самой чувственной нежностью две «руки» соприкоснулись, словно в приветствии, поглаживая, а затем пожимая друг друга. Я был тронут. Это был редкий момент нежности на мире, где жестокость казалась правилом. Я подумал о своей жене, невообразимо далёкой сейчас. Как же я тосковал без неё!