Сергей Герасимов - Помни о микротанцорах

Теперь, люди, отвыкшие скользить, падали на каждом шагу. Электроника не срабатывала.

Отключились теле и радиоспутники. Нарушилась телефонная связь, вся, кроме местной. Теперь никто не знал, что происходит на другом конце страны, а другие страны или континетны стали далеки, как галактики. Самолеты перестали летать.

Разрушалась не только главная сеть, но и все остальные глобальные сети: они так или иначе пользовались ресурсами главной.

Впрочем, большинство локальных технических систем ухитрились выжить. Снова, как прошлом веке, пошли в ход обыкновенные компьютеры, нейрокомпьютеры и молекулярные компьютеры, превосходящие по сложности отдельный человеческий мозг.

Работали больницы и роботы хирурги каждый день совершали пересадки искуственных глаз, почек, сердец, легких и печени. Сейчас, после отмены антикиборговых запретов, протезирование развивалось особенно бурно. Еще год назад для того, чтобы получить механическое легкое, пациент проходил столько комиссий и препонов, что порой соглашался умереть, лишь бы не длить это мучение. Теперь все решали деньги. Плати – и получишь. Протезирующие клиники вырастали на каждом углу. Большинство биолабораторий занялись выращиванием искусственных органов улучшеной конструкции. Разрешили даже генные модификации, пока только простые и, в основном, медицинские. Человечество, разгоняясь, катилось к пропасти самоуничтожения – к преобразованию себя в нечто не-человеческое. Недавние идеалы оказались забыты.

Уже создавались первые киборги: женщины без желудка, питающиеся от энергии радиоактивного распада. Руки, ноги, глаза, уши, печень и сердце заменялись биопротезами, превосходящими в сотни раз природные аналоги. Оставшиеся ученые раотали над этим. Уже невдалеке за горизонтом маячил первый сверхчеловек, в котором останется совсем мало человеческого.

Но главная сеть все еще существовала и все еще была сильна. В декабре она предложила людям новую услугу: объединение нескольких человеческих сознаний в локальную сеть. Сейчас уже несколько тысяч старомодных влюбленных разгуливали по городу подключенные к сознанию друг друга. А несколько тысяч современных влюбленных связывались по трое, пятеро или по десятеро, независимо от возраста и пола.

– А где же демократия?

– Женщина и демократия несовместимы. Еще Ницше писал, что женщина понимает только деспотизм.

– Ваш Ницше ничего не понимал в женщинах. Он был секусульно фрустрированным беднягой с жуткими головными болями. У него не было ни жены, не любовницы. Он говорил о женщинах, как лисица о винограде.

Гектор слушал разговор в пол-уха. Команда по раскорчевке территории, как он и ожидал, оказалась не самым приятным обществом. Из двадцати мужчин в отряде (плюс староста двадцать первый) пятеро принадлежали к непокорной, но слабой духом и телом интеллигенции, остальные – просто уголовная пьянь. Гектор не принадлежал ни к тем, ни к другим и, таким образом, сразу оказался в изоляции. С утра к нему попробовал подъехать этакий вкрадчивый негодяй, распрашивавший о том и сем. В конце концов негодяй сообщил, что скрытных здесь не любят, и пообещал напомнить об этом во время обеда. Гектор пропустил угрозу мимо ушей. За себя он не волновался. А вот хлюпикам, рассуждавшим о Ницше, придется плохо.

К счастью, утро выдалось не морозным. Террирория раскорчевки представляла собой поле, беспорядочно усыпанное обломками бетонных плит и блоков. В щелях между плитами прорасли деревья, обыкновенные, не быстрых сортов.

Деревья были молодыми и небольшими, толщиной с фонарный столб. Больше всего неприятностей доставляли акации. Вначале дерево спиливали, оставляя высокий пень, потом всей толпой выворачивали куски бетона и оттаскивали их в стороны, потом принимались за пень. Интеллигенция работала с задором, соскучившись по физическому труду, уголовники в основном ругались и отлынивали. К обеду Гектор жутко устал. Затем к нему подошел тот самый утренний негодяй и сказал, что один человек хочет с ним говорить.

– Если хочет, пусть говорит, – ответил Гектор.

– Он может рассердиться.

– Это его проблемы.

– А если он рассердится…

– Если он рассердится, то пусть подойдет и я набью ему морду, – ответил Гектор.

– Ай-ай-ай, как плохо. Даже если ты набьешь ему морду, то Бате не понравится. Батька не любит, когда бьют своих.

– В таком случае, – ответил Гектор, – я набью ему морду красиво. Так, что Батька будет в восторге.

После этого негодяй отъехал.

Но до обеда произошло еще кое-что.

Из-под очередного вывороченного блока выпрыгнула двухметровая серая ящерица и оскалила на людей зубатую пасть. Как помнил Гектор, это был один из многих хищных теплокровных лизардов, искусственно выведенных и выпущенных в леса существ. Люди окружили ящера, вооружившись лопатами и крючьями. Люди не очень опасались.

– Он умеет кусаться не хуже крокодила, – сказал Гектор.

– А ты откуда знаешь?

– Сам видел.

В конце концов ящера отпустили. Никто не захотел испытывать судьбу. Лизард не спеша и не оглядываясь ушел в гущу кустарника.

– Он нас не боится, – сказал кто-то.

– Он никогда не видел людей, – ответил Гектор. – Он жил в лесах и никогда не выходил в город. Поэтому он нас не боится.

– Это значит, – сказала Анна, – что исчезло защитное поле.

– Если бы исчезло защитное поле, город кишел бы хищниками. В лесах их так много, что они просто вываливаются. Ты была когда-нибудь в лесу?

– В настоящем? Нет, конечно. Я не люблю экстремальных екскурсий. Я домоседка по натуре. Помню, в дошкольком детстве, с мамой. Но тогда еще оставались леса без хищников. Ненастоящие леса. В настоящем никогда не была.

– А мне приходилось, по работе. Представь себе стаю рыб у кораловых рифов – так вот, местами звери в лесах живут с такой же плотностью. При этом там полно хищников, которые бросаются на все, что движется. Поэтому защитное поле не могло исчезнуть.

– Тогда откуда взялась ящерица?

– Система начинает давать сбои.

– Сбои?

– Пройдет время и она развалится.

– Надо убегать, – сказала Анна. – Куда-нибудь.

– Куда убегать? – возразил Гектор. – На планете остались только города и леса. По крайней мере, в этой части планеты. Природа снова стала дикой, более дикой и страшной, чем она была когда-либо. Мы – последние острова абсурда в океане безумия. Если исчезнет защитное поле, города растворятся в диком лесу за считанные годы. Лес давит на нас, как пар на крушку котла. Еще немного – и котел взорвется.

– Выхода нет, – сказала Анна. – Я думала много, но выхода нет. – Как странно, что дело в тебе, и что я в этом тоже как-то участвую. Но выхода ведь нет. Что бы ты ни сделал, мы все равно погибнем. От тебя ничего не зависит, так же, как и от меня, как от всех остальных. Ты еще можешь спасти сеть, если это не поздно. Но тогда она нас поработит и, возможно, убьет. Наверняка убьет, нет шансов. Но если сеть исчезнет, нас убьют леса и безумие наших вождей. Есть два пути и оба заканчиваются тупиком. Может быть, есть третий?