Владимир Бровкин - Корова на Луне, Призрак ущелья Анны [Сборник]

Федор бодро отчеканил:

— Есть не сверкать! — И скрылся в башне гравилета..

Я включил на внутрискафандровый экран панораму внешнего обзора, осмотрелся.

Ярко освещенная солнцем красно-бурая всхолмленная равнина тянулась во все стороны. Изредка попадались невысокие серо-зеленые скалы, куда чаще — такие же серо-зеленые валуны. И те и другие отбрасывали резкие глубокие тени. В розовом от пыли небе стремительно неслись редкие буро-красные облака. Начиналась буря.

Я вздохнул.

Через полчаса, а может, и раньше следы неизвестного вездехода исчезнут окончательно.

— Иван, прибавь скорости, — приказал я сержанту.

— Есть увеличить скорость, — отозвался Шубин, и гравилет понесся с таким ускорением, что меня вжало в кресло.

Картина за бортом постепенно менялась. Bee чаще и чаще стали попадаться скалы. Впереди появилось целое нагромождение их.

По мере того как мы приближались к скалистому массиву, он рос и рос ввысь. Через несколько минут гравилет уперся в отвесную каменную стену и замер неподвижно в воздухе. Дальше пути не было. След неизвестного вездехода обрывался.

— Надо же, — проговорил у себя в башне лейтенант Фролов. — Скажи мне кто в другое время, что здесь тамбур, не поверил бы.

— Неплохо замаскировались, — согласился сержант.

Ветер, наконец стер следы вездехода на песке и теперь действительно ничто не говорило о том, что где-то здесь находится вход под скалу. — Иван, — сказал я, — покружи-ка вокруг, может, найдем что-нибудь интересное.

С полчаса мы осматривали скалы и окрестности. Нашли полузасыпанные песком развалины Нью-Джонстауна. На окраине мертвого поселка возвышалась стела памятника погибшим коммунарам. — Летим к тамбуру, — распорядился я, когда мы закончили осмотр окрестностей.

Гравилет вернулся к тому месту, где оканчивались теперь уже зализанные ветром следы чужого вездехода.

— А может, попробуем вскрыть тамбур лазерной пушкой? — предложил сержант Шубин.

— И отправить их всех разом на тот свет, даже не выяснив, кто они такие? — съязвил Фролов.

— А сам-то что предлагаешь? — поинтересовался, я.

— Устроить засаду. Рано или поздно они все равно выползут из своей норы, вот тогда мы и возьмем языка.

— Долго ждать придется, — вздохнул я.

— Да хоть год. Будем дежурить круглосуточно, в три смены.

— Где столько людей брать намерен?

— Строителей привлечем, инженеров, ученых. Они с удовольствием…

— Строители должны строить. Инженеры пусть монтируют системы жизнеобеспечения и оборудование заводов. А у ученых и своих забот полон рот. В этом деле они нам не помощники.

— Ну хорошо, — не сдавался лейтенант. — Тогда давайте смонтируем гравитационную ловушку.

— На людей с капканом? — усмехнулся я.

— А что?

— Неэтично это, во-первых, — начал загибать я пальцы. — Во-вторых, кто сказал, что этот тамбур единственный? Ты знаешь, где у них остальные выходы?

— Нет, — буркнул Фролов.

— А раз так, — резюмировал я, — теряют всякий смысл и засада, и гравиловушка.

— Что же делать? — вздохнул протяжно лейтенант.

— Сделаем вот что, — решительно сказал я. — Вы меня сейчас высаживаете и улетаете. Вернетесь через два часа. Если меня здесь не окажется, значит, все в порядке: я — у них. Никаких мер в таком случае больше не предпринимать. Когда вы мне потребуетесь, вызову сам.

— Я протестую, — заявил мой заместитель, слушавший нас по радио. — Майор, ты не имеешь права рисковать своей жизнью. Ты — командир корабля и военный комендант стройки. Ты…

— Вот поэтому именно я и должен вести переговоры с неизвестными. Имею для того все полномочия. А ты организуй охрану объекта по схеме номер три. На провокации не поддаваться.

И я пошел. Без оружия. С запасом воздуха на два часа.

Наши улетели.

Я бродил у того места, где ушел в скалу чужой вездеход. Буря набирала силу, и мне становилось все труднее противостоять ее напору. Несколько раз резкие порывы ветра сбивали с ног. Хотелось спрятаться за какой-нибудь валун и переждать буйство стихии, но я упрямо продолжал маячить у невидимого входа в тамбур.

Так прошло больше часа.

Когда и откуда появились вооруженные люди, я не заметил. Они вынырнули из мутной песчаной пелены бури одновременно со всех сторон и окружили меня плотным кольцом. Одетые в допотопные легкие скафандры неизвестные держали в руках автоматические винтовки конца прошлого, двадцатого века.

Минут пять мы стояли молча, рассматривая друг друга. Затем один из них сделал своей винтовкой недвусмысленный жест, требуя, чтобы я поднял руки.

Я подчинился.

Меня обыскали и повели к ближайшей каменной стене. Довольно большой кусок ее вздрогнул и медленно сполз в сторону, открывая узкий проход. Идти по нему можно было только цепочкой, друг за другом. Ясное дело, что вездеход проехать здесь не мог. Значит, я не ошибся, у них несколько входов-выходов.

Узкий коридор привел в очень тесный тамбур с двумя стальными дверями. Никогда не подумал бы, что в нем; могут поместиться более четырех человек. Однако все семеро моих сопровождающих умудрились таки втиснуться. Меня сдавили так, что я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть.

«Черти, — сообразил я, — кислород экономят».

Захлопнулась дверь, через которую мы вошли, взвыли воздушные насосы, откачивая из тамбура пыльный и ядовитый марсианский воздух. Через минуту-другую насосы замолчали и раздался пронзительный свист, постепенно переходящий в шипение. Тамбур заполнился по-видимому пригодной для дыхания газовой смесью.

Открылась вторая стальная дверь, и мы буквально ввалились в просторный, ярко освещенный холл. Прямо напротив двери тамбура, на противоположной стене красовался огромный портрет Адольфа Гитлера. Справа и слева от него в почетном карауле застыли упитанные молодцы в эсэсовской форме. Со стен свисали красные знамена с черными свастиками в белых кругах.

«Так. — прикинул я, — кажется, доблестно влип».

Сопровождавшие меня люди в скафандрах сняли гермошлемы и жестами предложили мне сделать то же.

Я автоматически отстегнул гермошлем и тут же поплатился за неосторожность. Давление в помещении оказалось в несколько раз меньше нормального. Воздух, вырвавшийся из моего скафандра, отбросил прочь легкий прозрачный гермошлем.

Мне показалось, что в груди взорвалась бомба. Голову сжало тисками, тысячи раскаленных игл впились в мозг, в глазах потемнело и посыпались искры. Задыхаясь, теряя сознание, я упал на колени, на ощупь нашел свой гермошлем-, но так и не успел водрузить его на место. Сознание покинуло меня.

Что происходило дальше, могу только предположить.

Наверное, хозяева подземелья догадались, что я стал жертвой взрывной декомпрессии, и довольно оперативно засунули меня в барокамеру. Благо, она у них оказалась.