Януш Цыран - Голос Лема

Она прикрыла глаза, измученная. Уперлась подбородком в высоко подтянутое колено. Утро или вечер?

— Иисусе, Рич, мы едва знакомы. И ты старше моего старика.

Тень навалилась, покрыла весь дом. Рич поводил глазами, сжимая кулаки. Мог бы броситься на нее — всего метр журнального столика между ними, прыгнуть к ней, вырвать из нее любовь и одарить собственной.

Она увидела это. Замерла, как сурикат, притворяющийся мертвым, когда видит, что пришла пора купания.

Дребезжание вентилятора.

— У тебя в бороде остатки цыпленка, — сказала она.

— Нету там такого.

— Есть.

Он потянулся к бороде и вынул оттуда довольно крупный кусок.

— И точно, — пожал плечами и бросил его в рот. Проживал, проглотил. — Хм, — пробормотал.

— Что?

— Это был не цыпленок.

Она захихикала.

— А что?

— У меня есть одно подозрение. Но я тебе ни за что не признаюсь.

Теперь хохотали оба. Она опустила ноги, а Ричи откинулся на изголовье кресла, подняв густое облако пыли: та заклубилась вокруг головы душным ореолом.

Любовь в каждой клетке тела.

Только теперь она услышала пластинку, игравшую в его поразительно дорогой стереосистеме.

— Это Jefferson Airplane? — спросила она.

— Иисусе, детка…

— Это Grateful Dead, — сказал Том.

Он стоял на пороге зала. Должно быть, спустился сверху.

— Привет, Том, — поздоровался с ним Рич.

— Я сваливаю, — сказал Том и ушел.

— Кто это был? — спросила она.

— Том, — ответил Рич.

Они сидели друг напротив друга, в полумраке. Молчали до потрескивающего конца пластинки.

— Я должна идти, — сказала она наконец.

Он вздохнул. Театрально и искренне одновременно.

— Я знаю, детка.

Он останется один. Невольно взглянул на холодильник. Не хотел оставаться один.

Автомобиль за окном. Наверное, это ее и мотивировало. Когда она встала, почувствовал ее запах.

— Не могу найти сандалии, — сказала она.

— Возьми мои тапочки.

Он поднялся с кресла, но она обошла его по широкой дуге.

— Не нужно, — сказала Луиза. — Съешь что-нибудь.

Они снова захихикали.

Тогда в Дом вошла женщина. Затворила за собой двери. Набитую спортивную сумку поставила на пол.

— О, — сказал Рич.

— Кто ты такая? — спросила женщина Луизу. Она была ниже ростом, но очень похожа. Могла бы быть ее сестрой, старше на несколько лет.

— Я Луиза, — ответила девушка. Подала ей руку. — А ты?

— Его жена.

— О, — сказала Луиза.

Улыбнулась, сперва ей, потом Ричу и вышла на улицу Игрового Города.

Они остались вдвоем. Становилось светлее. За окном пели птицы.

Рич наконец подошел к ней. Прижал ее, прижался сильнее. Нырнул в теплую, знакомую тьму.

— Спасибо, Кейт, — прошептал в ее волосы.

Когда Кейт пробормотала что-то в ответ, Тень была уже далеко.

Письма — Рич написал их множество. Среди прочих и это:

Прилагаю письмо профессора Дарко Сувина, относящееся к информации и документам, переданным вам ранее. Это моя первая встреча с профессором Сувиным. Вместе с ним перечислены и три марксиста, о которых я сообщал вам ранее: Питер Фиттинг, Фредерик Джеймсон и Франц Роттенстайнер, являющиеся официальными агентами Станислава Лема на Западе. Текст письма свидетельствует о значительном влиянии публикуемых ими «Исследований научной фантастики».

Дело не в том, что эти лица являются марксистами, и даже не в том, что Фиттинг, Роттенстайнер и Сувин — иностранцы, а в том, что все они без исключения представляют собой звенья цепи передачи распоряжений от Станислава Лема из Кракова (Польша), который является ведущим функционерам Партии (я знаю об этом из его опубликованных сочинений и личных писем ко мне и другим людям). Лем, вероятно, является целым комитетом, а не лицом (поскольку пишет разными стилями, иногда демонстрирует знание иностранных языков, иногда — нет), созданным Партией за Железным занавесом для захвата монопольной властной позиции для манипуляции общественным мнением посредством критических и педагогических публикаций, что является угрозой для всей сферы нашей научной фантастики и свободного обмена мнениями и идеями в ней.

Вдобавок ко всему Питер Фиттинг начал готовить книжные обзоры для журналов Locus и Galaxy. Партия оперирует издательским домом /в США/, который публикует большое количество контролируемой Партией научной фантастики. В ранее отправленных вам материалах я отмечал их очевидное влияние в нашей профессиональной организации, Science Fiction Writers Of America.

Их основные достижения могли бы быть в областях научных публикаций, критики книг и, возможно, — посредством нашей организации — в области контроля за присуждением в будущем премий и почетных званий. Но сейчас, как мне кажется, кампания, направленная на утверждение Лема в качестве крупного писателя и критика, теряет почву. Она начинает встречать серьезный отпор: сегодня считается, что творческие способности Лема были переоценены, а грубая, оскорбительная и глубоко невежественная критика им американской научной фантастики зашла слишком далеко и оттолкнула от него всех, кроме приверженцев Партии (я — один из тех, кого она оттолкнула в наибольшей степени).

Для нашей сферы и ее чаяний было бы печально, если бы большая часть критики и публикаций оказалась под контролем анонимной группы из Кракова (Польша). Что тут поделать, не могу себе представить» [12] Перевод письма по: «Компьютерра», № 15 от 17 апреля 2001 года. .

Рич писал эти письма под утро, когда Игровой Город только пробуждался, возвращаясь к своей ленивой, расслабленной жизни. Писал их по одному-два в месяц, после чего откладывал в собственноручно сконструированный сейф и возвращался к ним через несколько дней, чтобы проверить, достаточно ли четко он выразился. Если так и было, шел к почтовому ящику.

Однажды он догадался, что кто-то их читает, когда Дом остается пустым. Сообразил, что взломщиками являются агенты ФБР, и понял, что именно по этой причине нет смысла еще и отсылать им письма. Но тем охотнее он стал их писать.

Он лежал рядом с ней, смотрел на спящую Кейт, и умиление сжимало ему горло. Когда она спала, ее черты становились невинны. Это из-за темноты спальни, но не только. Когда спала, не были видны ее проницательные, печальные глаза. Губы она поджимала так, что те почти исчезали, будто каждую ночь ей приходилось вести тяжелый, изматывающий бой. «И как знать, — подумал Рич, — может, так оно и есть».

Она была прекраснейшей и прекраснейше пахла. Эта магия ведома немногим женщинам: приехала лишь нынче утром, а Дом уже пах только ею.

Кейт забормотала и неспокойно шевельнулась. Он мягко прикоснулся рукою к ее волосам, ни на что иное не отважился. И так-то едва не расплакался.