Януш Цыран - Голос Лема

Меня опять ждала долгая поездка по Бродвею на Верхний Вест-Сайд и Вашингтон-Хайтс. Сеньор Фернандес очень любезно меня приветствовал и позволил сложить необходимые аксессуары в тайник, после чего опять спрятал ключ в шкафчике с фотографией Папы. Мне оставалось вернуться в отель и скоротать ночь за просмотром телевизора. Как всегда после удачной операции.

После пробуждения уже в реальном Лас-Вегасе крупье, которого я не знал, вручил мне кучу жетонов. В благодарность я отвалил ему щедрые чаевые. Другие гости приветствовали это аплодисментами. Бывшей невесты Хикса среди них не было.

Меня с детства мучил страх, что я мог бы оказаться в «филдикиане», поэтому больше, чем выигрышем, я интересовался своим «лемианом». Наконец я разорвал конверт и вынул содержимое.

На меня смотрел Николай Коперник, а надпись на обороте уверяла, что БИЛЕТЫ ПОЛЬСКОГО НАРОДНОГО БАНКА ЯВЛЯЮТСЯ ЗАКОННЫМ ПЛАТЕЖНЫМ СРЕДСТВОМ В ПОЛЬШЕ. Старые коммунистические банкноты, которые вышли из обращения на переломе столетий. Никогда не забуду, как выглядели первые деньги, которые я заработал в своей жизни.

Вне всякого сомнения, я был в реале.

Телепередачу прервали, и теперь на экране крутилась видеозапись, видимо снятая на мобильный телефон: самолет снижается над лесом, касаясь крыльями верхушек деревьев, и сперва кажется, будто так и должно быть, что он мягко опустится на эти деревья. Он напоминает бумажный самолетик, сделанный умелым мальчишкой, хорошо уравновешенный, который медленно планирует над диваном, столом и мягко приземляется на пушистом ковре перед телевизором. Пассажирский самолет, однако, весит свыше тридцати тонн. Через несколько секунд зелень поглощает фюзеляж, но кажется, что все-таки ничего страшного не случилось, и он упал на огромный ковер, а пассажиры сейчас расстегнут ремни и скатятся по надувным трапам, словно на воскресном празднике перед торговым центром. И тут в ста, может в двухстах, метрах дальше появляется шар из огня и дыма.

Кинга поглядывала на экран маленького телевизора в кухне, готовя мясо на жаркое для Ромека. Одновременно смотреть телевизор и резать мясо — плохая привычка, так и порезаться недолго. Она прекрасно об этом знала, но привычка была сильнее. Ромек должен был вернуться через пару часов, а после продолжавшейся несколько дней конференции он всегда был голоден, заявляя, что гостиничная еда ему не по вкусу.

Марысю, вернувшуюся несколько минут назад из кино, катастрофа не слишком взволновала. Бросив взгляд на телевизор, она спросила, сколько человек погибло. Этого еще никто не знал, да и откуда? Девочке-подростку, воспитанной на Ютюбе и фильмах, требовалось больше стимулов. Интерес у нее снова появится, когда покажут взрыв с другого ракурса, а еще лучше — место катастрофы вблизи. Пока других записей не было. Катастрофа случилась меньше часа назад, и в прямом эфире был виден только дым над лесом. В студии появились двое экспертов, которые тоже ничего не знали. Они начали обсуждать историю авиакатастроф, в чем тоже не было ничего занимательного.

Марыся покопалась в холодильнике, заполненном сегодняшними покупками, и выбрала бутылку колы. Кинга уже открыла рот, чтобы сказать, что запрещает ей пить эту дрянь, но сообразила, что это глупо — ведь она сама эту колу покупает. Взглянув на дочь, она заметила нечто странное.

— Посмотри на меня, — попросила она, откладывая нож.

Марыся неохотно повернулась и скорчила физиономию в стиле «отстань от меня». Сегодня на ней были чересчур обтягивающие черные джинсы и кроссовки, а волосы будто слегка приподняты и закреплены гелем. Приглядевшись, Кинга поняла, что не так.

— Накрасилась?

— И что? Ты тоже красишься.

— Мне тридцать шесть лет. И я не крашусь так, как ты.

Марыся посмотрела на мать взглядом, от которого та почувствовала себя шестидесятилетней, вышла из кухни и заперлась в своей комнате, чтобы тупо сидеть, красить ногти или делать еще что-нибудь крайне для нее важное, что Кинга считала пустой тратой времени. Похоже, дочь дрейфовала в сторону стиля «эмо», и матери это не нравилось. Как и многое другое, например то, что Марыся делала уроки перед телевизором, хотя следовало радоваться, что дочь вообще выполняет домашние задания. Ее саму раздражало, когда приходилось заниматься чем-то монотонным, не имея возможности отвлечься. Потому и телевизор на кухне.

Вот именно — она просто тупо смотрит и даже не пытается связать воедино факты, которые приятно щекочут мозг, отказывающийся их анализировать. Ромек должен был возвращаться самолетом, который в это время, половине пятого, наверняка вылетел из Хитроу, но ведь в Окенце он не сядет — варшавский аэропорт будет закрыт минимум несколько часов, о чем сообщала бегущая строка под говорящими головами на экране. Самолеты направят в другие крупные аэропорты. Значит, с совместным ужином можно распрощаться. Поезд из Гданьска идет несколько часов, будто Гданьск находился за полярным кругом. Из Кракова быстрее, но до полуночи и оттуда не добраться. От внезапного разочарования ей захотелось швырнуть нож на стол.

В последнее время у них редко находилось время друг для друга. Ромек много работал, допоздна сидел в институте и часто уезжал в командировки. Но, когда он возвращался, остаток дня всегда посвящал Кинге и Марысе. Единственная радость — сегодня суббота. Не будет же он работать в воскресенье? Нет, наверняка нет. После конференции ему должны дать отдохнуть хотя бы в выходные. Собственно, какая разница, будет мясо мариноваться три часа или сутки и три часа? Даже лучше, если дольше. Так что жаркое они съедят завтра и проведут вместе воскресенье.

Из комнаты Марыси донеслись звуки песни, которую Кинга не могла узнать. Может, и хорошо, что следующее поколение бунтует. Если бы она слушала свою покойную мать и соглашалась с ее вкусами, носила бы юбки до лодыжек и серые свитера, застегивавшиеся на большие пуговицы из напоминающего жемчужную массу пластика.

Бросив последний кусок мяса в пахнущий вином и тимьяном маринад, она поставила миску в холодильник, затем достала телефон и взглянула на дисплей, на котором полтора десятка иконок издевались над ее беспомощностью перед современными технологиями. Голубой пульсирующий конвертик наверняка открывал сообщения. Она нажала на него.

Я пытался звонить, но ты не отвечала. Сейчас сажусь в самолет. Приготовишь что-нибудь вкусненькое на ужин?

Значит, он уже в самолете. Телефон этот был у нее всего несколько дней, и она в нем еще не разобралась. В нем было всего больше, чем в предыдущем. Глаза разбегались от разноцветных иконок, каждая из которых сообщала о чем-то важном. Как тут проверить пропущенные звонки? Она убрала звук на телефоне, когда сидела в парикмахерской, но это было почти три часа назад. Потом она снова включила звук. Кажется.