Роберт Янг - История последнего землянина

— Сестре, — говорит она, — тридцать шесть, и она тоже разведена.

Я понимаю, что сидящая рядом с ней девушка — ее сестра, и замечаю сходство между ними. Черные волосы сестры искусно уложены. Она стройная, статная, необыкновенно притягательная брюнетка. Моя соседка тоже стройная и статная, но у нее каштановые волосы и кроткое выражение лица. Я точно знаю, что выражение это — фальшивка. И все же, эта инопланетянка привлекает меня больше, чем остальные из ее вида. Где-то в глубине моего разума, в предназначенном для размышлений в холодном клиническом отделении, которое пока не поддалось действию спиртного, вспыхивает красная лампочка.

Вспыхивает и гаснет. Вспыхивает и гаснет. Вспыхивает и гаснет.

То, что я за столько лет не выдал свою истинную сущность, объясняется двумя причинами. Во-первых, я не знал, что я — последний землянин. Во-вторых, я не подозревал, что все, кроме меня, инопланетяне. Так что я ни с кем с себя не сравнивал и вообще ни о чем таком не думал.

Опасность выдать себя возникла только после прозрения. Поэтому я ношу оружие, чтобы при необходимости уничтожить себя — прямо или косвенно. Я вынужден постоянно контролировать себя, чтобы не проговориться или не втянуться в спор, который бы затронул больные для меня темы.

Теперь мы с моей соседкой сидим совсем близко. Курим, разговариваем, прихлебываем из бокалов, смеемся и часто смотрим в глаза друг другу. Красная лампочка в клиническом отделении продолжает вспыхивать. Вспыхивает и гаснет. Вспыхивает и гаснет.

У барной стойки позади первого ряда выстроился второй, и три бармена крутятся волчком, выполняя заказы. Музыканты добавили громкости, и теперь голоса и смех перемешаны с музыкой.

Лампочка вспыхивает и гаснет. Вспыхивает и гаснет. Вспыхивает и гаснет.

До сих пор мне удавалось скрывать свою истинную природу, но я боюсь, что когда-нибудь по неосторожности разоблачу себя. Дело в том, что я наблюдаю за инопланетянами в той обстановке, где их бдительность притупляется. Кроме того, единственный способ следить, не привлекая к себе внимания, — вести себя, как они. Поэтому я часто выпиваю больше, чем положено, из-за чего опасность сболтнуть лишнего сильно возрастает. Это меня тревожит — спиртное часто лишает меня обычной сдержанности и заставляет испытывать чувство единения с этими морально переродившимися существами, маскирующимися под людей.

Еще больше тревожит меня моя склонность впадать в невменяемость после определенного количества спиртного. Часто наутро после затянувшегося наблюдения я не могу вспомнить, что делал, что говорил и даже как попал домой.

Позади второго ряда выстраивается третий. Это опоздавшие, и у них нет шанса дождаться места у стойки. Им только и остается, что стоять и глазеть на происходящее перед ними. Третий ряд меня не тревожит. Остерегаться следует второго, а точнее, той его части, что у меня за спиной. Беда в том, что я все время забываю о «длинных ушах» и, только отлучаясь в туалет, вспоминаю об их присутствии. Девушка охраняет мое место, пока меня нет, а я охраняю ее место, когда уходит она. Удобный и приятный негласный договор.

Я заказываю напитки для себя, девушки и ее сестры. Пока я общаюсь с барменом, соседки переговариваются между собой. Сестра цинична и превратно истолковывает мои намерения.

— Мужчина видит в женщине только ее задницу, — говорит она так, чтобы я услышал.

По взгляду, который она бросает в мою сторону, я понимаю: она рассчитывает, что слова шокируют меня, и совсем недавно так бы и случилось. Но сейчас я смотрю на нее без всяких эмоций. Сигнальная лампочка в клиническом отделении моего разума все еще вспыхивает, но вспышки уже не такие яркие и их частота падает. Так бывает, когда разряжается батарейка.

Называть «вторжением» поглощение инопланетянами людей Земли не совсем корректно. «Вторжение» означает согласованные, организованные действия с целью захвата чужой территории. Поглощение человеческой расы — нечто иное.

Чтобы упростить понимание истинной природы произошедшего, я придумал аналогию. Военный флот бросает якорь возле первобытного острова в южной части Тихого океана. Адмирал отпускает в недельное увольнение на берег ровно столько солдат и сержантов, сколько может расквартироваться на острове. Остальных вносит в список ожидания. Их отправляют на сушу, когда для них появляется жилье. Моряки накатывают на берег, как волны, одна за другой, и через несколько дней остров по сути принадлежит им.

Остров в нашем случае — это Земля. Флот — армада космических кораблей, прибывшая из глубин космоса. Жилье — люди в качестве носителей. А моряки — крошечные двуполые симбионты, жаждущие совокупления, но способные к нему лишь опосредованно. Их недельный отпуск равен нашему столетию, если не больше. Как и все матросы, они в увольнении настроены агрессивно, ведут себя безответственно и склонны к злоупотреблению спиртным.

Это не совсем точное описание произошедшего — пути инопланетных существ, в силу их не до конца ясной природы, неисповедимы. Но, по крайней мере, моя аналогия уменьшает произошедшее до тех размеров, которые способен охватить разум человека.

Сестра девушки замечает, что мужчин нельзя всерьез обвинять за их отношение к женщинам, как и женщин — за их отношение к мужчинам.

— В конце концов, — говорит она, — что есть в жизни еще, кроме секса?

Мне вспоминается ответ Хемингуэя на вопрос, почему он больше не хочет жить. И я озвучиваю его слова настолько точно, насколько могу вспомнить.

Несмотря на то, что поначалу носителей было недостаточно, чтобы «отправить в увольнение» весь личный состав флота, резкий рост популяции после войны значительно снизил дефицит «жилья». И теперь, в 1973 году от рождества Христова, большинство «моряков» получило увольнительную. Если размножение людей продолжится теми же темпами — а оснований полагать, что это будет иначе, нет — носителей однажды станет больше, чем «моряков». Но я не думаю, что это произойдет при моей жизни. В некотором — извращенном — смысле я даже надеюсь, что этого не произойдет. Потому что быть последним землянином, возможно, не такая уж завидная участь, но никакой другой я не знаю.

Когда я думаю о симбионтах, кое-что смущает меня. Совершенно очевидно, что симбионты — такова уж их природа — не могут существовать вне сознания носителя или вне специализированной среды на своем корабле. Или могут, но строго ограниченное время. Тогда что делает симбионт, когда умирает его носитель и паразиту приходится дожидаться другого? Возвращается на корабль или перемещается во временное «жилье»?

По-видимому, возвращается на корабль. Человеческий разум не способен умещать двух инопланетных моряков дольше нескольких секунд, а, если не брать в расчет неполноценные умы человекообразных созданий, других подходящих «жилищ» на планете нет.