Антуан Вильм - Коралловые четки

Моя уверенность как будто произвела впечатление на Леира. На другой день я получил от него только записочку: он сообщал, что его сновидения прекратились с тех пор, как он отдал коралловые четки. В письме госпожи Франшар заключалось известие, что свадьба ее дочери отложена до пятнадцатого марта. Я начинал надеяться, что господин Франшар стал помягче, как вдруг 29-го февраля получил письмо от аббата Жога. Добрый священник предварял меня о своем посещении на завтра и просил меня сохранить его в тайне.

Весть о таком таинственном визите возбудила во мне любопытство, и дни 27-го и 28-го февраля показались мне необычайно длинными. Наконец, наступил вечер; я долго ждал аббата Жога, прежде чем сесть за стол: он явился только в половине девятого, уверяя, что уже пообедал.

Я тотчас утащил его в кабинет и там, закрыв двери и окна, предложил ему высказаться.

— Я привез вам много новостей, доктор. Из них первая: брак неотложно назначен на 15-е марта. И этим мы обязаны преподобному отцу Фюрстеру, — тут священник вздохнул. — Боюсь, что временные выгоды церкви помрачили идею ее духовных интересов в уме этого достойного и ученого священнослужителя. Его намерения, конечно, превосходны, так как Бог имеет в нем усерднейшего слугу; но я очень боюсь, как бы, сам того не зная, он не стал противником Пресвятой Девы.

Я перебил доброго аббата, опасаясь, чтобы он не пустился в мистические диссертации на свою любимую тему; а мне хотелось поскорее узнать факты.

— Оставим это, дорогой и достойный друг, — сказал я. — Святая Дева достаточно могущественна, чтобы не нуждаться в нашей помощи. Передайте мне факты, одни только факты. Их мы должны принять в соображение.

— Хорошо, доктор. Через несколько дней после вашего отъезда из Бализака, m-lle Франшар пришла ко мне и сообщила, с просьбой передать это вам, что имела с господином Делилем объяснение, в котором высказала свое нежелание немедленного брака. Очень подробно рассказав свои сны, она призналась жениху в своем предпочтении к господину Леиру и в своем желании выйти за него, если отец не будет ничего иметь против. Господин Делиль, раздосадованный и обиженный, не стал разубеждать m-lle Франшар, он только просил не отвергать окончательно план, который дорог его сердцу, и умолял ее позволить ему хлопотать лишь об отсрочке до 15-го марта. На этом молодые люди покончили, и сам господин Делиль предложил барону отсрочить свадьбу, на что без труда получил согласие. Тем временем, я получил четки и отдал их лично m-lle Франшар.

Все казалось благополучным, как вдруг, тому несколько дней, в Лаферьер прибыл преподобный отец Фюрстер. Не знаю, что он мог сказать своему воспитаннику, но догадываюсь. Поведение господина Делиля изменилось: он стал настойчивее. Очевидно, произошло совещание между ним, бароном и преподобным отцом Фюрстером. Последствием было то, что отец призвал m-lle Франшар и объявил ей о невозможности откладывать свадьбу долее 15-го марта. Девушка ничего не ответила и покорилась воле отца, но вторично обратилась к жениху; последний выказал большое смущение, заговорил о своей любви, о своем доверии к будущей жене, о невозможности придавать значение снам, о разнице социального положения между господином Леи-ром и дочерью барона Франшара. Он намекнул на патриотический долг, на необходимость сплотить силы консерваторов для борьбы с безбожием и анархией. Мне кажется, он говорил так, как будто будущность Франции и церкви зависит от его брака с m-lle Франшар.

Умненькая девочка поняла, откуда взялись эти аргументы. Она смело напала на отца Фюрстера. Я был свидетелем их беседы, так как не захотел оставить ее одну в столь тягостном положении. Отец Фюрстер был очень благосклонен, но не поощрил m-lle Франшар оказывать неповиновение родителям. Он объяснил ей, что дьявол соблазняет ее своими кознями.

Я попробовал возражать, сослался на Суареза и на аббата Рибе, доказывая ученому иезуиту, что моментальное перемещение г-на Леира не может быть приписано сатане, так как превышает его могущество, и напомнил, что видения возникли вследствие нахождения освященных четок.

Этим я навлек на себя выговор, от которого дрожу доселе. Отец Фюрстер ответил мне с великою кротостью, что он в отчаянии от невозможности разделять мое мнение, но что он уже говорил об этом случае Его Преосвященству; кардинал встревожен тем, что один из подчиненных ему священников вмешивается в дела, посторонние его служению; он услышал с огорчением, что я приписываю Пресвятой Деве некое чудесное вмешательство и хотел бы знать, докладывал ли я об этом факте моему духовному начальству, прежде чем руководствоваться в моем поведении столь поспешно составленным и, пожалуй, неосновательным мнением. Отец Фюрстер заявил мне даже, что Его Преосвященство думало перевести меня в другой приход, что и было бы исполнено, если бы не горячее заступничество самого отца Фюрстера.

Я почувствовал скрытую угрозу и замолчал, господин доктор, потому что я стар и хочу умереть там, где уже прожил тридцать пять лет. Преподобный отец Фюрстер не злоупотребил своим торжеством; он просто сказал m-lle Франшар, что Пресвятая Дева не может требовать от благочестивой девушки неповиновения родителям, и потом упомянул о религии, о покорности воле Божией, о крестах и испытаниях, которые в сей временной жизни следует переносить с радостью, чтобы обеспечить себе блаженство в жизни вечной.

Уходя, он увел меня с собой и убеждал меня придерживаться нейтралитета, подтвердив еще раз, что Его Преосвященство недовольно мною.

Все это, господин доктор, поручила мне передать вам m-lle Франшар. Она просила сказать вам, что не поколеблется в своей надежде на Пресвятую Деву при каких угодно обстоятельствах.

Я поблагодарил аббата и обещал ему хранить тайну, так как понимал величину его риска. Монашеские ордена теперь влиятельнее в Ватикане, чем когда-либо, и простому священнику опасно противоречить им.

Мне предстояло бороться с монахами! И меня бесила мысль, что первые ставки будут проиграны. Обращаться к отцу Фюрстеру я считал бесполезным, так как знал репутацию этого иезуита, энергичного, умного и ловкого, но извращенного монашеским воспитанием. Я не имел против него оружия, не мог предложить ему никакого выкупа. Нужно было найти способ победить его в борьбе или подкупить его обещанием выгод. Итак, я двинулся в поход не без надежды на успех; но я знал, что опоздаю: нечего было и мечтать о нападении, прежде чем будут в готовности мои орудия борьбы; торопливость не привела бы ни к чему и только уничтожила бы возможность победы в будущем.

Оставалось терпеливо ждать; но настроение у меня сделалось собачье. Утешило меня только одно: я встретил моего старого приятеля, профессора Дюрье, который, разумеется, заговорил о Леире. Последний продолжал свои исследования о сернистой кислоте и не нашел еще ничего определенного, зато открыл новое упрощение в способе фабрикации того продукта, анализ которого был поручен ему компанией капиталистов.