Антуан Вильм - Коралловые четки

— Вы говорили мне прежде, что ваши ощущения отличаются поразительной реальностью. Вы делаете большое различие между вашими обыкновенными снами и тем, на который теперь жалуетесь. Однако, несмотря на всю их интенсивность, ощущения, которые вы испытываете, все-таки воображаемые; в самом деле: когда вы захотели проникнуть за решетку, вы это сделали без затруднений.

— Да; но я не мог пройти границ правой части террасы.

— Подождите. Мы до этого дойдем; я говорю сейчас только об элементе воображаемом. Этот элемент существует еще в других подробностях; ваши пальцы испытали только бесконечно малое сопротивление, проникая через книгу; вы могли пройти сквозь кресло и балюстраду и плыли в воздухе после того, как миновали террасу. Не так ли?

— Да.

— Что отсюда следует? Вы испытываете сопротивление, проходя по земле; но вы этого ожидаете; сопротивление почвы есть необходимое условие нашей жизни на поверхности земли; то же можно сказать о непроницаемости материи. Вы убедились в первых ваших видениях, что решетка оказывала сопротивление?

— Да.

— Спросили ли вы себя, почему из непроницаемой, какой она была, когда бы вы ее такой считали, она сделалась легко проходимой, как только вы захотели пройти за нее?

— По совести, нет!

— Потому, что вы перестали представлять ее себе непроходимой. Образ решетки в вашем сновидении имел только ту реальность, какую вы сами ему приписывали, бессознательно, инстинктивно, по привычке. Я убежден даже, что вы случайно обнаружили нематериальность книги. Припомните-ка хорошенько.

Леир подумал с минуту:

— Ваша правда, — сказал он. — Я мог трогать книгу и чувствовал, что она сопротивлялась давлению. Мои пальцы проникли сквозь нее только, когда я хотел взять ее и перелистывать. Однако, мне удалось прочесть заглавие. Это был: «Роман бедного молодого человека» Октава Фелье.

— Наблюдение это, сделанное вами случайно, как раз придает вашему сну настоящее его значение. Мы подошли к тем элементам, важность которых вы заметили. В обыкновенном сне вы могли бы взять книгу и перелистать ее. Этот привычный акт, этот результат повседневной деятельности мы переносим обыкновенно в сновидения. Почему же вы, напротив, проникли сквозь книгу, как будто сквозь нечто нематериальное?

— Ничего этого я не знаю!

— Не могу сказать, что знаю больше вашего; но допускаю гипотезу. Если, по какой-либо причине, вы наяву увидели бы издали какую-нибудь местность и вообразили бы себе, что по ней гуляете, то было бы понятно, что вы видели бы предметы такими, каковы они в действительности, но что вы не могли бы действовать на них, например: переставить стул, перелистать книгу. В этом случае, вы могли бы и проникнуть сквозь образ книги, балюстрады, решетки, как не имеющий никакой объективной реальности. Так и случилось: когда вы проходили сквозь балюстраду, вы должны были логически находиться еще на уровне террасы; когда же вы миновали эту последнюю, земля должна была находиться на некотором расстоянии внизу, под вами.

— Это правда.

— В конце концов, мы пришли к тому, что вещи представляются вам так, как если бы вы могли их видеть, но видеть, как невещественные образы. Они носят характер сонных грез или галлюцинаций, с тем ограничением, однако, что чувство осязания галлюцинирует самостоятельно, не всегда согласуясь с галлюцинациями зрения. Пример этого несоответствия между осязательными и зрительными галлюцинациями вы имеете в проницаемости балюстрады.

— Да.

— Это редкое психическое явление, и я вас прошу тщательно наблюдать его. Мне кажется, оно придаст особый характер вашему сновидению.

— Какой же?

— Я еще не знаю. Надо ждать дальнейшего. Но это еще не все. Почему не можете вы перейти границ террасы? Почему, вначале, вы не могли отвести глаз от правого окна? Есть ли связь между этими двумя обстоятельствами?

— Я не вижу никакой.

— Подумаем. Установим сначала факты: 1) вы не можете отвести глаз от окна; 2) вы можете идти к террасе, но, раз что вы на нее попали, вы можете ходить только от двери к окну и обратно. Заметьте, что речь идет о том же самом окне, не правда ли?

— Да.

— Что можно заключить отсюда?

— Что я могу совершать действия, которые меня приближают к окну или к входной двери.

— Нельзя ли вывести еще что-либо?

— Каким образом?

— Вернемся к фактам. Что притягивает вас: дверь или окно?

— Ни то, ни другое, без сомнения, так как я могу ходить от одной к другому.

— И что же?

— Не нахожу ничего более.

— Если ни дверь, ни окно сами по себе не притягивают вас и не делают неподвижным, то есть нечто другое, производящее такое действие; и это нечто находится в связи с окном и дверью.

— Это верно!

— Что же это такое?

— Без сомнения, одна из комнат. Окно указывает, какая именно, а дверь есть средство обычного доступа в дома.

— Это вполне справедливо! Я никогда не подумал бы обо всем этом без вас. К чему же, однако, это приводит нас?

— Вы сейчас увидите. Существует сила, которая кажется вам чуждой вам самим и которая в сновидении приближает вас к тому, что мы предполагаем определенным помещением. Надо удовлетворить требованиям этой силы, которая не руководит вами, но мешает вам удалиться от той цели, какую она вам наметила. Надо войти в комнату.

— Я последую вашему совету, но я хотел бы знать ваше мнение обо всем этом. Теперь я понимаю, почему Дюрье послал меня к вам. Я думаю, доктор, что для вас мои переживания яснее, чем вы говорите, и я хотел бы знать все, что вы думаете.

— Я вам ничего не скажу, так как, в самом деле, знаю не больше вас. Без сомнения, я могу делать предположения, но к чему они? Предпочитаю, чтобы вы наблюдали сами и самостоятельно пришли к заключениям, которые вас удовлетворят.

Леир встал, и мы вышли вместе. Было условлено, что он будет записывать свои сны каждое утро, как только проснется. Я рекомендовал ему еще раз не пропускать никаких подробностей, извиняясь за мою настойчивость.

Прошло несколько дней, а мой молодой пациент не подавал признаков жизни. Я начал удивляться его молчанию, когда, наконец, он посетил меня. Я заметил перемену в его лице: вид у него был более веселый, менее озабоченный, более уверенный.

— Мое сновидение, — сказал он мне, — приняло идиллический характер и доставляет мне теперь большое удовольствие. Я благодарен вам за то, что не принял никаких мер для его устранения, так как был бы в отчаянии, если бы оно прекратилось. Спасибо вам, что вы давали мне советы и тем обеспечили мне восхитительное развлечение. Я хорошо знаю, что оно воображаемое и что мой собственный ум создает мне пленительную иллюзию; но в моем сновидении она имеет все свойства действительности, и я хотел бы продлить его навсегда.