Роберт Силверберг - Новая весна

С одной стороны, ей было его жалко. Он был таким легко выводимым из себя и раздражительным. Говорили, что его мать Толайри была святой и нежной женщиной, а отец самым храбрым из всех воинов. Но сам Хазефен Муери на святого не походил, и Нилл и Аруилана сомневалась, что на поле битвы от него была бы какая-нибудь польза. Вряд ли это похвала его предкам. «Наверное, — подумала она, — старики правы, когда обычно говорят, что в этот модернизированный век городской жизни мы стали беспорядочной и встревоженной расой, живущей без ясного представления о своих целях. Слабовольные люди. Декаденты.

Но так ли это? Неужели за одно поколение мы пришли от примитивизма к декадентству и умственной отсталости? За все время, проведенное в коконе, мы почти не изменились, но затем вырвались и построили себе громаднейший город и практически в одно мгновение утратили все былые добродетели, набожность и честь?»

«Наверное, Хазефен Муери — декадент, — подумала она. — А может, и я тоже. Но неужели он действительно слабовольный человек? И я?»

— Летописец! Креш-всеведущий! Всем приветствовать летописца Креша! — раздался резкий голос бейлифа, которого посылали на поиски летописца.

Она обернулась и увидела входившего в тронный зал отца.

Она точно не знала, сколько прошло времени с их последней встречи: наверняка несколько недель, а может, и месяцев. Между ними никогда не возникало официальной отчужденности — просто в эти дни их пути пересекались редко. Его полностью поглотили бесконечные исследования прошлого, в то время как она, ведя изолированную жизнь в Доме Накабы, не видела никакой необходимости спускаться в центральные районы города.

Войдя в зал, Креш с протянутыми руками направился к ней, словно она была единственным находившимся там человеком. И Нилли Аруилана быстро и горячо бросилась ему навстречу.

— Папа…

— Нилли… моя маленькая Нилли…

За месяцы их разлуки он страшно постарел, словно каждая неделя была для него как год. Разумеется, он был уже в том возрасте, когда время давало о себе знать быстро. Ему уже перевалило за пятьдесят: по-че-ловеческим меркам — стар. Его мех уже давно поседел. Нилли Аруилана, его единственный поздний ребенок, не могла помнить времен, когда он был другого цвета. Его слабые плечи согнулись, грудь стала впалой. Только огромные, темные с алым отливом глаза, словно сигнальные огни ярко пылавшие под широким лбом, излучали такую же энергию, как и в те далекие дни, когда, будучи почти что юношей, он вывел людей из родового кокона по равнинам в Венджибонезу.

Они обнялись спокойно, почти торжественно. Затем она отступила назад, и их глаза встретились.

Бейлиф назвал его Крешем-всеведущим. Да, это было его полное официальное имя. Однажды он признался ей, что выбрал его сам, когда наступил его день наречения. Когда он был мальчиком, его звали Крешем-всевыспрашивающим. Оба имени подходили ему как нельзя лучше. Другого такого разума — вечно исследующего, вечно ищущего — не встречалось нигде. «Он действительно самый умный человек в мире», — подумала Нилли Аруилана. Так говорили все.

Она чувствовала, как ее затягивают и проглатывают его изумленные глаза — глаза, видевшие такие удивительные вещи и диковины, о которых она едва ли имела представление. Креш видел Великий мир: у него было средство вызывать видения прошлого, которое показало ему людей с темно-синими глазами, мореплавателей, мастеровых и другие вымершие народы, и даже людей, которых человечество в те дни, когда оно жило в коконах, называло Сно-мечтателями — неподдающихся описанию, загадочных людей, которые были самыми первыми хозяевами Земли, и так давно, что даже страшно подумать.

Креш казался мягким и обыкновенным, пока не заглянешь в его глаза. И тогда он становился пугающим. Он столько видел. И столького достиг. Все, через что прошло Человечество после окончания Длительной Зимы, было пережито потому, что этот путь был установлен Крешем.

— Нилли, я не ожидал тебя здесь встретить, — улыбнулся он.

— За мной прислал Хазефен Муери. Он решил, что я до сих пор помню язык джиков. Разумеется, все стерлось, кроме нескольких слов.

— Этого следовало ожидать, — кивнул он. — Прошло два года, ведь так?

— Три, папа. Даже почти четыре.

— Почти четыре. Ну конечно же. — Он снисходительно хихикнул над своей собственной рассеянностью. — Кто может винить тебя за подобную забывчивость? Подобный кошмар…

Она отвела глаза. Он никогда не понимал правды, связанной с ее пребыванием среди джиков. И никто не понимал. И возможно, не поймет никогда. Кроме этого молчаливого пришельца, находившегося здесь, но она не могла найти с ним общего языка.

Сойдя с трона, Хазефен Муери подвел пришельца к Крешу.

— Его обнаружили около полудня в долине Эмакис, когда он ехал верхом на твари. Он издает звуки, присущие джикам, правда произносит несколько слов на нашем языке. Нилли Аруилана утверждает, что на его груди и запястье — амулеты джиков.

— Похоже, он слишком изможден, — сказал Креш. — Это ходячий скелет.

— Папа, ты помнишь, как выглядела я, когда вернулась от джиков? — спросила Нилли Аруилана. — Джики едят очень мало. Они предпочитают скудость и в пище, и во всем. Все время, проведенное с ними, я голодала.

— Это было видно, когда ты вернулась, — подтвердил Креш. — Я помню. Ладно, может, нам удастся каким-нибудь образом побеседовать с этим юношей. А потом его следует накормить. Да, Хазефен Муери? Ему надо что-то дать, чтобы нарастить мясо на эти кости. Но сначала давайте посмотрим, что можно сделать.

— Вы будете использовать Чудодейственный камень? — спросил Хазефен Муери.

— Да, Чудодейственный камень. Барак Дайир. — Креш вытащил из кармана кушака поношенный вельветовый кошелек и потянул за его завязки. На его ладонь выпал кусочек отполированного камня, напоминавший срез наконечника копья. Он был испещрен пурпурными и коричневыми крапинками, а по краям украшен сложными тонкими линиями. — Никто не должен подходить ко мне, — сказал он.

Нилли Аруилану затрясло. Она видела Чудодейственный камень пять или шесть раз в жизни, да и то, когда ей было не так уж много лет. Это была самая счастливая находка человечества. Никто, даже Креш, не знал, что это такое. Одни говорили, что это кусок звезды. Другие — что эта вещь старше, чем Великий Мир, и принадлежала людям, являясь орудием из того отдаленного неизвестного мира, который существовал до того, как на Земле стал править народ с темно-синими глазами. Единственное, что знали наверняка, — это то, что Креш научился с помощью камня творить чудеса.

Теперь Креш взял камень изгибом осязательного органа. Выражение его лица стало отрешенным и странным. Он призывал внутренние силы, концентрируя их с помощью странного механизма, называвшегося Барак Дайир.