Роберт Силверберг - Новая весна

Кроме Креша и Танианы, она ни с кем не встречалась. Приходило приглашение от Хазефена Муери отобедать с ним, но она оставила его без ответа.

— Ты очень благоразумна, — сказал ей однажды юный бенгский священник, чья комната находилась к рядом, встретив Нилли Аруилану, когда та несла поднос с едой, — что все время сидишь в норе, если бы я мог, то делал бы тоже самое. Этот грязный дождь все идет и идет.

— Правда? — равнодушно спросила Нилли Аруилана.

— Словно кара какая-то. Словно проклятье, проклятье Накабы.

— Правда?

— Смывает весь город. Вот я и говорю, что лучше сидеть дома. О, ты очень благоразумна!

Нилли Аруилана кивнула, слабо улыбнулась и направилась в комнату. После этого она взяла за привычку сначала выглядывать в коридор, чтобы убедиться, что там никого нет.

Она иногда подходила к окну и смотрела на дождь, но чаще всего садилась посреди комнаты, скрестив ноги и растеряно поглаживая себя часами, позволяя своим мыслям вольно витать.

Иногда она снимала со стены джикскую звезду — амулет из переплетенных трав, который несколько лет назад она принесла из Гнезда. Держала его, разглядывала открытое в середине место, позволяя своим мыслям уноситься далеко. Порой она видела розоватое мерцание Гнезда и темные перемещавшиеся фигуры военных, Яйцо-создателей, Воспламенителей, Гнездо-мыслителей. Однажды ей даже показалось, что перед ней мелькнула сама Королева-комната и огромная, неподвижная, таинственная громадина внутри ее.

Но видения были слишком туманными. В основном звезда ничего ей не показывала.

Она утратила ясное представление о том, куда идти дальше, что делать, даже кто она такая. Она чувствовала себя потерянной среди двух миров, подвешенной каким-то таинственным- образом, беспомощной.

Смерть Кандалимона означала для нее смерть любви, смерть мира. Никто не понимал ее, как он, и она сама тоже никогда никого так не понимала. Их связывало не просто сношение или спаривание. Эго было чувство разделенного опыта, общее знание. Это была Гнездо-связь. Они прикасались к Королеве, Королева прикасалась к ним, потом Королева стала мостом между их душами, дав им возможность открыться друг Другу.

Правда, это было всего-лишь начало. И затем Кандалимона не стало. И словно все оборвалось.

Единственное, что не заканчивалось, так это дождь. Он лился на город и на залив, на холмы и на озера. В земледельческом районе Тангока Сейпа, в восточной части долины Эмакис, где начинались прибрежные горы, он был таким сильным, что с грязевыми потоками смыл с холмов почву, чего вообще не случалось со времен основания города.

Стадрейнский фермер по имени Квезинимор Флендра, воспользовавшись небольшим затишьем после последней бури, чтобы отыскать призового самца вимбора, который сорвался с привязи, как раз пересекал насквозь промокшую грудь холма, когда земля практически стала уплывать из-под ног. Он упал и вцепился пальцами в землю, уверенный, что его унесет в эту образовавшуюся пропасть, где он и будет погребен заживо. Раздался ужасный отвратительный звук, что-то вроде всасывающего рева; шум жидкости.

Квезинимор Флендра крепко сжимал руки и молился всем богам, которых мог вспомнить: сначала своему собственному, Всемилосердному; затем Накабе Заступнику; затем Джиссо, Доинно, Эмакис. Он пытался вспомнить имена других кошмарских богов, когда понял, что холм перестал оползать.

Он посмотрел вниз. Зем; я полумесяцем разломилась прямо перед ним, обнажив коричневую почву, прошнурованную вывернутыми корнями.

Показалось и другое: огромный, покрытый черепицей свод для одного человека; ряд толстых колонн, чьи основания были спрятаны где-то глубоко в земле; россыпи осколков и обломков сооружений, которые проступили на новообразовавшейся поверхности расколовшегося, словно его разбили, холма. Там также появился вход в отделанный камнем туннель, уводивший в глубь холма. Висевший вниз головой Квезинимор Флендра смог разглядеть истоки пещеры. Со страхом и удивлением он заглянул в ее таинственные глубины.

Затем снова начался дождь. Холм мог оползти еще немного и утащить его вместе с собой. Он стал поспешил вниз по черному склону, после чего направился к дому.

Об увиденном он не сказал никому ни слова.

Но это оставалось с ним, даже во сне. Ему казалось, что народы Великого мира все еще жили внутри того холма: с изяществом пресмыкающегося там разгуливал медлительный, важный, массивный народ с темно-синими глазами, общались между собой мистическими стихами; а вместе с ними находились хрупкие длинноногие люди, и маленькие цветистые вегетарианцы, и купологоловые ремесленники, и другие удивительные существа той замечательной эры, которые продолжали жить в чем-то вроде кокона, в котором обитало племя Квсзипимора Флендры во время Длинной Зимы.

«Почему бы нет? Ведь у нас был кокон. Почему у них не могло быть?»

Он сомневался, что осмелится исследовать место снова, поэтому решил, что не будет. Но потом ему пришло в голову, что в пещере могли оказаться сокровища и если он не сходит посмотреть сам, то это рано или поздно сделает кто-нибудь другой.

Когда выпало подряд три дня без дождя, он вернулся к разломанному склону, принеся с собой веревку, кирку и несколько пучков мерцающих ягод. Он аккуратно перебрался через край входа в пещеру и нырнул в туннель. Остановившись, он прислушался, но, так ничего и не услышав, стал осторожно опускаться глубже.

Он оказался в отделанной камнем комнате. За ней находилась другая, обвал перекрыл следовавший за ними проход. Никаких признаков жизни. Тишина давила словно тысячелетия. Сначала, осторожно пробираясь вперед, Квезинимор Флендра не заметил ничего существенного, кроме обычных обломков, которых было предостаточно в этих древних городах. Но в глубине внутренней комнаты он обнаружил шкатулку из зеленого металла, которая была наполовину погребена среди валявшегося на полу мусора и которая расползлась подобно мокрой бумаге, когда он ткнул ее пальцем.

Внутри находились какие-то механизмы: об их предназначении он не имел ни малейшего понятия. Их было одиннадцать, небольших металлических шариков, разной величины, с крашеными пуговицами и проекциями на поверхности. Он взял один из шариков и прикоснулся к пуговице. Из образовавшегося отверстия вырвался луч зеленого света, который с негромким шипящим звуком вырезал в стене пещеры, как раз напротив него, круглое отверстие размером с его грудную клетку, причем такое глубокое, что он не мог разглядеть, насколько глубоко оно уходило. Он поспешно бросил шарик.

Он слышал, как в новом отверстии посыпались камни. Косогор заскрипел и застонал. Это был звук перемещавшейся где-то далеко внутри горной породы.