Роберт Силверберг - Тернии

— Техническая сторона дела интересует вас? — спокойно поинтересовался Чок.

Коротенькие щупальца за мизинцами Берриса непроизвольно извивались.

— Мозг, — хлынули ровным потоком слова, — должен быть, в первую очередь, хирургически отделен от всех прилегающих тканей. Черепная коробка временно сохраняется. Естественно, все то время, пока вводятся антикоагулянты, должно поддерживаться абсолютное химическое равновесие; еще необходимо надежно изолировать основание черепа и лобную кость, чтобы предотвратить потерю крови. Информация о состоянии мозга снимается электродами и термодатчиками. Кровоток поддерживается замыканием друг на друга внутренней верхнечелюстной и внутренней сонной артерий. Сосудистыми петлями, сами понимаете. Так уж и быть, избавлю вас от подробного описания того, как тело постепенно, так сказать, слущивается, слой за слоем, пока в конце концов, не остается один мозг — живой мозг. Самый последний этап — отделение от позвоночного столба; и мозг остается сам по себе, подпитываясь кровью из собственной сонноартериальной системы. Тем временем уже должно быть подготовлено тело-реципиент, у которого рассекаются сонная артерия и яремная вена, а также удаляются главные поперечно-полосатые мышцы в шейном отделе позвоночника. Пересаживаемый мозг обрабатывается раствором антибиотиков и помещается на свое новое место. Сонная артерия изолированного мозга соединяется силиконовым протезом с проксимальной сонной артерией реципиента. В яремную вену реципиента вставляется канюля. Все это делается при очень низкой температуре, чтобы свести к минимуму последствия возможных микротравм. Как только пересаженный мозг включается в кровеносную систему реципиента, температуру постепенно поднимают до нормальной, и начинаются обычные послеоперационные процедуры. Разумеется, не обойтись без долгого и нудного обучения — прежде чем пересаженный мозг полностью обретет контроль над телом-реципиентом.

— Впечатляюще.

— Не такое уже великое достижение по сравнению с тем, что сделали с вами, — великодушно признал он. — Опыты с высшими млекопитающими прошли удачно. Даже с приматами.

— А с людьми?

— Нет.

— Значит…

— Все эксперименты с людьми пока проводились со смертельно больными. Мозг пересаживался в тело сразу после клинической смерти. Впрочем, пока еще слишком много «но», чтобы можно было говорить о полном успехе. Точного попадания не было еще ни одного, но некоторые промахи легли обнадеживающе близко к цели. Беррис, еще какие-нибудь три года, и пересадка мозга станет таким же рядовым событием, как сегодня пересадка рук и ног.

Беррис ощутил, как в нем всколыхнулась волна надежды, и ему это не понравилось. В горле запершило; ему казалось, от него пышет жаром, как от доменной печи.

— Мы соберем для вас новое тело, — произнес Чок, — максимально похожее на ваше старое. Понимаете, мы как бы слепим голема — и пересадим ему ваш мозг. Естественно, полного сходства с прежним Беррисом обещать не могу; но, по крайней мере, это будет полноценное человеческое тело. Как, интересно?

— Чок, хватит надо мной издеваться.

— Честное слово, я совершенно серьезно. Не буду скрывать, перед нами две серьезные технические проблемы. Во-первых, надо отработать процедуру сборки голема; во-вторых, сохранить его живым до самой пересадки мозга. Вторая проблема, как я уже сказал, решается года за три. На сборку голема положим еще два. Беррис, через пять лет вы снова станете человеком.

— И сколько это будет стоить?

— Миллионов сто. Может, больше.

Беррис хрипло расхохотался. Между зубами мелькнул слегка раздвоенный язык так похожий на змеиный!

— Я готов взять на себя все расходы, — произнес Чок.

— Сказки!

— Пожалуйста, поверьте, мне это вполне под силу. Вы готовы расстаться с вашим теперешним телом, если я подыщу для вас что-нибудь… более традиционное?

Этого вопроса Беррис не ожидал услышать ни от кого и никогда. Он сам даже удивился, насколько сильное вдруг ощутил сомнение. Новое тело было ему отвратительно; даже мысль о том, что случилось на Манипуле, — невыносима. Но… неужели эта омерзительная чужеродность становится его второй натурой?

— Чем раньше я избавлюсь от этого… кошмара, тем лучше, — наконец произнес он.

— Прекрасно. Тогда возникает другая проблема: чем вы будете заниматься эти пять лет? Для начала предлагаю вам попробовать что-нибудь сделать хотя бы со своим лицом. Ведь вы хотели бы, наверное, находиться на людях и не испытывать при этом неловкости? Что вы на это скажете?

— Невозможно. Об этом я уже говорил с врачами, которые обследовали меня сразу после возвращения. У меня внутри — жуткая мешанина непонятных антител, и никакая пересадка кожи не приживется.

— По-вашему, это правда? Или им зачем-то надо было заставить вас в это поверить?

— По-моему, это правда.

— Давайте все же пошлем вас в клинику, — предложил Чок. — Проведем еще серию тестов — подтвердить или опровергнуть предыдущее заключение. Если да, то да. Если нет, мы сумеем немного облегчить вам жизнь.

— Чок, вам-то это все зачем? Где тут quid pro quo?

Толстяк резко развернулся и всей своей тушей угрожающе свесился с края кресла, так что глаза его оказались в нескольких дюймах от лица Берриса. За несколько долгих секунд Беррис успел изучить на удивление изящные очертания губ, тонкий нос, огромные щеки и пухлые веки.

— Цена очень высока, — наконец басовито прошептал Чок. — Вас затошнит от отвращения. Вы не пойдете на сделку.

— И что это за цена?

— Как вы уже, наверное, слышали, я занимаюсь увеселением масс. Я понимаю, что полностью компенсировать все, что уйдет на операцию, невозможно… Но хотелось бы вернуть хоть что-то.

— Не тяните. Что за цена?

— Эксклюзивные права на коммерческую эксплуатацию вашей истории, — заявил Чок. — Прямо от печки: как вас захватили инопланетники, как вы вернулись на Землю и никак не могли привыкнуть к своему новому состоянию, и далее весь период реадаптации. Мир уже знает, что три человека высадились на планете Манипул и попали в лапы к тамошним хирургам-экспериментаторам, что двое погибли, а третий вернулся на Землю. Сообщения об этом в свое время мелькали, а потом вы исчезли из виду, и о вас забыли. Я хочу, чтобы о вас вспомнили. Я хочу показать миру, как вы постепенно вновь обретаете человеческий облик — и в прямом, и в переносном смысле, — как вы опять начинаете общаться с людьми, упорно карабкаетесь вверх из своей преисподней и в конце концов очищенным выходите из этого тяжелейшего испытания. Разумеется, это означает вторжение в вашу личную жизнь, и я не удивлюсь, если услышу отказ. В конце концов, логично ожидать…