Уильям Тенн - Обитатели стен (сборник)

— Марден! Может, ты прекратишь хлопать своими близорукими глазами и будешь заниматься делом? Продолжай, болван, нам нужно все высосать из этого червяка!

«Какие принципиальные различия?» — внезапно с яростью спросил себя Марден. Гораздо больше различий у него было с Биллингслеем, чем с этим поэтичным существом, которое, рискуя жизнью, предало собственный народ во имя сохранения жизни. Что у него общего с этим Каином, с этим самодовольным боровом, радующимся тому, что ему удалось свести все нюансы сознательной мысли к грубой и категоричной альтернативе: убей или умри! прокляни или будь проклятым! властвуй или становись рабом! Чудовище, бесстрастно мучившее его на Марсе, скорее нашло бы общий язык со Старой Боеголовкой, чем с Го-Паром Пятнадцатым.

«Значит так и есть! — отчетливо прозвучала у него в голове мысль юпитерианца. — А теперь, друг мой, мой кровный брат, дай мне знать, какому существу я передал это оружие. Дай мне знать, как поступал он в прошлом с властью, и что от него можно ожидать в грядущих циклах рождения. Дай знать мне об этом через твое сознание, память и чувства, ибо мы понимаем друг друга».

И Марден дал ему знать.

«…к ближайшему официальному представителю человеческой расы. В результате предварительного допроса, проведенного военными властями, было выяснено много подробностей о жизни и привычках противника. К несчастью, по прошествии некоторого времени, юпитерианец, вероятно, пожалел о своей капитуляции и открыл клапаны гигантского резервуара, являвшегося его космическим скафандром. Это внезапное самоубийство повлекло за собой и гибель переводчика, задохнувшегося в густом метановом облаке. Переводчик майор Игорь Марден посмертно награжден серебряным Лунным Браслетом с двумя реактивными двигателями. Самоубийство юпитерианца в настоящее время изучается нашими военными психологами, пытающимися установить, не является ли это свидетельством нестабильности ментальных процессов, что может оказаться полезным для дальнейшего ведения военных действий в космосе…»

Когда Фабиану Валику впервые довелось рассмотреть Среду Грэшем своими водянисто-голубыми глазами сквозь круглые очки, он ничего не знал о тех биологических отклонениях, которые столь непостижимым образом составляли часть ее естества. Он даже не замечал, до поры до времени, как она прелестна со своими сверкающими, как фиалки после дождя, глазами. Его первоначальный интерес к ней был вызван исключительно административными причинами.

Все это неудивительно, поскольку Фабиан Валик был очень внимательным и искренним молодым менеджером, которому удалось — после Нелегкой внутренней борьбы — убедить каждую клетку своего организма в том, что его интересы ничтожны по сравнению с интересами компании «Слотер, Старк и Слингсби: Реклама и Общественные Отношения».

Среда была, пожалуй, лучшей стенографисткой из всех секретарш, находившихся под его непосредственным руководством. Тем не менее в ее послужном листе нашлись незначительные, но весьма необычные странности, которые менее добросовестный и честолюбивый начальник счел бы сущими пустяками, но которые Фабиан, внимательно изучивший ее шестилетнюю работу в фирме, не мог проигнорировать, не погрешив перед собственной совестью. Поскольку разговор предстоял продолжительный, а у него были строгие принципы во всем, что касалось служебного времени подчиненных, в один прекрасный день, к изумлению всей конторы и к смущению самой Среды, он подошел к ней и довольно мягко сообщил, что они пообедают вместе…

— Это славное местечко, — сказал он, когда им показали их столик. — Не слишком дорого, но я выяснил, что за эти деньги лучше в городе нигде не обслужат. И кроме того, это в стороне от дороги, так что никогда не бывает много посетителей. Сюда приходят лишь те, кто знает, чего хочет.

Среда огляделась и кивнула.

— Да, — сказала она, — мне здесь тоже нравится. Я часто здесь обедаю с девочками.

Немного погодя Фабиан взял меню.

— Вы, я полагаю, не будете возражать, если я закажу на нас обоих? — спросил он. — Шеф-повар знает мои вкусы. Он угостит нас на славу.

Девушка нахмурилась.

— Мне ужасно жаль, мистер Валик, но…

— Да? — сказал он ободряюще, хотя и был несколько удивлен. Ничего, кроме согласия, он не ожидал. В конце концов, может быть, она стеснялась его вне офиса.

— Я бы хотела заказать себе сама, — сказала она. — У меня… э-э-э… особая диета.

Он удивленно поднял брови, и ему понравилось, как она покраснела. Медленно, с достоинством кивнув и позволяя себе проявить некоторое неудовольствие, он произнес:

— Очень хорошо, как вам угодно.

Но, спустя некоторое время, любопытство пересилило и растопило лед.

— Что же это за диета? Фруктовый салат, стакан томатного сока, сырая капуста и жареный картофель? Вы никогда не похудеете, если будете есть картофель.

Среда робко улыбнулась.

— А я и не пытаюсь похудеть. Эти продукты богаты витамином С. Мне требуется много витамина С.

Фабиан припомнил ее улыбку. Ее зубы казались чересчур, даже неестественно белоснежными.

— Плохие зубы? — спросил он.

— Плохие зубы и… — она на секунду в раздумье прикусила кончик языка. — Главным образом, плохие зубы, — сказала она. — Хорошее место. Там, где я живу, есть ресторан, похожий на этот. Правда, он гораздо дешевле…

— Вы живете с родителями, мисс Грэшем?

— Нет, я живу одна. Я сирота.

Он подождал, пока официант переменит блюда, потом подцепил на вилку кусочек креветки и возобновил вопросы.

— Давно?

Она уставилась на него поверх тарелки с фруктовым салатом.

— Простите, мистер Валик?

— Давно? Когда вы осиротели?

— В самом младенчестве. Кто-то оставил меня на ступеньках приюта для младенцев.

Он заметил, что, бесстрастно отвечая на вопросы, она сосредоточенно глядела в тарелку, а румянец на ее лице проступил еще ярче. «Может быть, ей неудобно признаться в том, что она, возможно, была незаконнорожденной? — подумал он. — Конечно, она уже привыкла к этому за — сколько ей лет? Больше двадцати четырех. Чепуха, конечно, она с этим уже свыклась».

— Но, поступая на работу, вы указали в анкете, мисс Грэшем, что вашими родителями являются Томас и Мэри Грэшем.

Среда уже не ела, а вертела в руках стакан.

— Это старая супружеская чета, которая удочерила меня, — сказала она очень тихо. — Они скончались, когда мне было пятнадцать. У меня нет родственников.

— Вернее, они вам неизвестны? — заметил он, подняв указательный палец.

К удивлению Фабиана она хихикнула. Это было так странно, что Фабиан почувствовал себя неловко.

— Совершенно верно, мистер Валик. У меня нет родственников, которые мне известны.