Уильям Тенн - Обитатели стен (сборник)

— Не то чтобы плохие вещи. То есть, я имею в виду, не то, что называют плохим в газетах. И уж конечно, они не опасны. Они… они, скорее, физического характера. То, что может происходить с моим телом.

Фабиан покончил с едой, откинулся и скрестил руки.

— А нельзя ли поконкретнее? Если только… — ему стало не по себе, — если только это не связано, э-э, с женскими недомоганиями. В таком случае, конечно…

На этот раз она даже не покраснела.

— О нет. Вовсе нет. По крайней мере, не имеет к этому прямого отношения. Это… совсем другое. Ну, например, мой аппендикс. Каждый год я вынуждена удалять аппендикс.

— Ваш аппендикс? — Он порылся в своей памяти. — Каждый год? Но у человека всего один аппендикс. И если его уже удалили, он больше не вырастает.

— А у меня вырастает. Десятого апреля каждый год у меня приступ аппендицита, и я должна ложиться на операцию. Поэтому я и беру отпуск в это время. И мои зубы. Каждые пять лет у меня выпадают все зубы. Они начинают выпадать в это же время. У меня есть вставные челюсти, которые мне сделали еще в юности, и я пользуюсь ими. Потом, где-то с середины октября, последние зубы выпадают и начинают расти новые. Пока они растут, я не могу носить вставные челюсти и выгляжу некоторое время довольно забавно. Поэтому я и прошу еще отпуск. К середине ноября мои новые зубы уже почти вырастают, и я возвращаюсь на работу.

Она глубоко вздохнула и робко подняла на него глаза. Она, очевидно, сказала все, что должна была… Или хотела ему сказать.

За десертом он думал об услышанном. Он не сомневался, что она сказала правду. Девушки, подобные Среде Грэшем, не лгут. Во всяком случае не так, что их слова кажутся фантастикой. И не своему боссу.

— Так, — произнес он наконец. — Все это, конечно, весьма необычно.

— Да, — согласилась она. — Весьма необычно.

— Ну а что-нибудь еще в таком роде… Я хочу сказать, какие-нибудь еще отклонения… О, черт побери! Есть что-нибудь еще?

Среда задумалась.

— Есть. Но, если вы не возражаете, мистер Валик, мне бы не…

Фабиан решил не отступать.

— Послушайте, мисс Грэшем, — сказал он твердо. — Давайте не будем играть в прятки. Вы не обязаны были мне ничего рассказывать, но вы решили, ради ваших же интересов, это сделать. И сейчас я вынужден просить, чтобы вы рассказали мне все до конца. Что вас еще беспокоит?

Это подействовало. Она немного съежилась, сидя на стуле, потом опять выпрямилась, хотя и не сразу, и начала:

— Извините, мистер Валик. Я вовсе не думала… не думала играть с вами в прятки. Есть еще множество всяких других вещей, но они никак не влияют на мою работу, поверьте. Ну вот, например, у меня на ногтях растут крохотные волосики. Видите?

Фабиан взглянул на ее руку, лежавшую на столе. Несколько почти микроскопических усиков виднелось на каждом твердом сверкающем ногте.

— Что еще?

— Ну, мой язык. У меня растет немного волос и под языком. Но они мне не мешают, никоим образом не мешают. И еще мой… мой…

— Да? — подсказал он. «Кто бы мог подумать, что бесцветная маленькая Среда Грэшем…»

— Мой пупок… У меня совсем нет пупка.

— У вас нет… Но это невозможно! — воскликнул он. Он почувствовал, как его очки сползают с носа. — У всех есть пупок. У всех живущих, у всех, кто был рожден…

Среда кивнула, ее огромные глаза сверкали неестественным блеском.

— Может быть… — начала она и вдруг неожиданно разразилась слезами. Закрыв лицо руками, она всхлипывала, и от этих сотрясающих тело рыданий плечи дергались вверх-вниз, вверх-вниз.

Фабиан оцепенел и стал совершенно беспомощным. Никогда прежде ему не приходилось находиться в ресторане, полном народу, с рыдающей девушкой.

— Ну же, мисс Грэшем… Среда! — удалось ему выдавить из себя, и он смутился, услышав визгливые, срывающиеся нотки в своем голосе. — Не стоит того, право же не стоит… А, Среда?

— Может… — выдохнула она между всхлипываниями. — М-может, это и есть ответ.

— Какой ответ? — громко спросил Фабиан, отчаянно пытаясь вытянуть из нее хоть что-нибудь членораздельное.

— О… о рождении… Может… может, я не была рождена. М-может, я была сде-сделана?

И тут, — как будто все, что творилось до сих пор, было просто разминкой, — тут-то она действительно забилась в истерике. Фабиан Балик наконец сообразил, что следует делать. Он оплатил счет, обнял девушку за талию и почти на руках вынес ее из ресторана.

Это подействовало. Как только они оказались на свежем воздухе, она притихла. Уже не плача, она прислонилась к стене дома и вздрагивала, постепенно приходя в себя. Наконец она сглотнула раз, другой и, пошатываясь, повернулась к нему. Лицо у нее при этом было таким, как если бы его упорно терли скипидарной тряпкой, которой пользуются художники.

— П-простите, — сказала она. — М-мне страшно жаль. Такого со мной не случалось давно. Но, видите ли, мистер Балик, я уже несколько лет ни с кем о себе не говорила.

— Там на углу чудесный бар, — сказал он, испытывая огромное облегчение. До этого она выглядела так, будто собиралась проплакать весь день! — Заскочим туда, я выпью. А вы можете зайти в дамскую комнату и привести себя в порядок.

Он взял ее под руку и повел к бару. Там он взобрался на высокий стул и выпил двойной бренди.

Ну и приключение! И что за странная девушка! Странная девушка!

Конечно, он не стал бы расспрашивать ее о том, что ее так волнует. Не его же это вина, что она так чувствительна!

Фабиан тщательно и беспристрастно все обдумал и решил вопрос в свою пользу. Нет, несомненно, это не было его ошибкой.

Но какая история! Найденыш, аппендикс, зубы, волосы на ногтях и языке. И это последнее убийственное сообщение о пупке!

Он обязан все обдумать. Может быть, у него возникнут какие-нибудь соображения на этот счет. Но в одном он был уверен столь же твердо, как и в своих административных качествах: Среда Грэшем не солгала ни единым словом. Среда Грэшем была просто не из тех девушек, которые могут придумать о себе и рассказывать такие невероятные истории.

Когда она вернулась, он заставил ее выпить.

— Это поможет вам прийти в себя.

Она отнекивалась, говоря, что почти не пьет. Но он настаивал, и она уступила.

— Разве что ликеру. Какого угодно. Закажите вы, мистер Балик.

В глубине души Фабиану была приятна ее уступчивость. Никаких упреков, никакого раздражения, как с другими девушками, — хотя, в самом деле, за что же ей его упрекать?

— Вы все еще выглядите немножко встрепанной, — сказал он. — Когда мы вернемся, не стоит идти в офис. Идите прямо к мистеру Осборну, закончите с его диктовкой. Не нужно давать девицам поводы для разговоров. Я вам все подпишу.

Она покорно наклонила голову и продолжала потягивать ликер из крохотной рюмочки.