Уильям Тенн - Обитатели стен (сборник)

Фабиан поставил стакан.

— Стишок? Какой еще стишок?

— Ну, знаете, о днях недели. Я выучила его, когда была еще маленькой, и уже тогда он меня пугал. Он начинается так:

и так далее. Когда я была маленькой и жила в приюте, я часто повторяла про себя: «Я Среда. Я не такая, как все другие маленькие девочки. Я не такая со всеми своими странностями. И мой ребенок…»

— А кто дал тебе такое имя?

— Меня оставили у приюта как раз после сочельника — это было в среду утром. Они не знали, как меня назвать, особенно, когда обнаружили, что у меня нет пупка. А потом, как я вам рассказывала, когда Грэшемы меня удочерили, я взяла их фамилию.

Он потянулся к ее руке и нежно сжал ее в своих ладонях. С удовлетворением он отметил, что у нее действительно волосатые ногти.

— Ты очень красивая девушка, Среда Грэшем.

Когда она поняла, что он и вправду так думает, она покраснела и потупила глаза.

— А у тебя действительно нет пупка?

— Действительно.

— А что в тебе еще особенного? Я имею в виду, кроме того, о чем ты мне рассказала.

— Ну, — сказала она подумав, — еще у меня нелады с кровяным давлением.

— Расскажи, — настаивал он.

И она рассказывала.

После еще двух свиданий она передала Фабиану, что с ним хочет встретиться доктор Лорингтон. Наедине.

Всю дорогу до старинного здания из красного кирпича он шел кусая ногти от возбуждения. У него накопилось столько вопросов!

Доктор Лорингтон оказался высоким пожилым человеком — бледным и совершенно седым. Он двигался медленно, пока указывал гостю на стул, но его взгляд, устремленный на Фабиана, оставался внимательным и цепким.

— Среда сказала мне, что вы довольно часто видитесь с ней, мистер Валик. Могу ли я спросить, почему?

Фабиан пожал плечами.

— Мне нравится эта девушка. Меня она интересует.

— Интересует — как? Интересует как клинический случай, как подопытный образец?

— Ну, зачем уж так, доктор? Она прелестная девушка, она хороша собой, почему это я должен интересоваться ею как подопытным образцом?

Доктор почесал воображаемую бородку, все еще не сводя с Фабиана пристального взгляда.

— Она прелестная девушка, — согласился он, — но вокруг много прелестных девушек. Вы молоды, у вас, несомненно, все впереди, и вы далеки от того слоя общества, к которому принадлежит Среда. Из всего того, что она мне о вас рассказала, — я вас заверяю, лишь с самой хорошей стороны, — у меня сложилось определенное впечатление, что вы все же воспринимаете ее как некий экспонат, но экспонат, по отношению к которому вы чувствуете особый зуд — зуд коллекционера. Я еще недостаточно вас знаю, чтобы определить, почему вы его чувствуете. Но, несмотря на то, как она вас превозносит, я продолжаю считать, что вы не испытываете к ней подлинного чувства. И сейчас, когда я вас увидел, я убедился, что это действительно так.

— Рад слышать, что она меня превозносит, — Фабиан попытался выдавить из себя усмешку. — Вам не о чем беспокоиться, доктор.

— А я думаю, здесь есть о чем беспокоиться, и даже очень. Если говорить начистоту, мистер Валик, ваш вид подтвердил мои заочные впечатления: я совершенно уверен, что вы мне не нравитесь. Более того, вы мне не нравитесь как партнер для Среды.

Фабиан секунду помедлил, потом пожал плечами.

— Это плохо. Но не думаю, что она вас послушает. Она слишком долго оставалась без мужского общества и слишком польщена моим ухаживанием.

— Я боюсь, что вы правы. Выслушайте меня, мистер Валик. Мне очень нравится Среда, и я знаю, как она беззащитна. Я прошу вас, как просил бы ее отец, оставить ее в покое. Я заботился о ней с тех пор, как ее младенцем принесли в приют. Я взял на себя ответственность за то, чтобы ее описание не попало в медицинские журналы, чтобы у нее была возможность жить нормальной жизнью. Сейчас я на пенсии. Среда Грэшем моя единственная постоянная пациентка. Не могли бы вы отыскать в своем сердце крупицу порядочности и не встречаться с ней больше?

— А что значит «она не рождена, а сделана?» — перебил Фабиан. — Она говорила, что это ваша догадка.

Старик вздохнул и довольно долго качал головой.

— Это единственное объяснение, которое имеет какой-то смысл, — наконец произнес он уныло. — С учетом всех соматических несоответствий и противоречий.

Фабиан сжал руки и в задумчивости потер локти о подлокотники кресла.

— А вам никогда не приходило в голову, что может быть и другое объяснение? Она может быть мутантом, новым видом в эволюции человека, или потомком существ из другого мира, которые когда-то приземлились на этой планете.

— Очень маловероятно, — сказал доктор Лорингтон. — Ни одно из этих физических видоизменений не несет в себе какой-либо полезной функции при любой мыслимой среде обитания, за исключением разве что постоянно обновляющихся зубов. Эти видоизменения не опасны для жизни. Их можно считать только неудобными. Как врач, который за свою жизнь обследовал множество людей, я бы сказал, что Среда безусловно человек. Просто она немного… Если можно так сказать, любительская модель человека.

Доктор сидел, выпрямив спину.

— Есть и еще кое-что, мистер Балик. Я думаю, для таких, как Среда, крайне нежелательно иметь своих собственных детей.

Глаза Фабиана загорелись.

— Почему? Какими же будут дети?

— Они могут быть какими угодно, любыми, какими только можно вообразить. Причем отклонения от физических норм и изменения репродуктивных функций могут быть колоссальными. Вот почему я прошу вас, мистер Валик, не продолжать встречаться со Средой, прекратить подталкивать ее к мысли о замужестве. Потому что у этой девушки, я уверен, не будет детей!

— Посмотрим.

Фабиан поднялся и протянул руку.

— Спасибо вам большое за потраченное вами время и беспокойство, доктор.

Доктор Лорингтон поднял голову и уставился на него. Затем, не пожимая его руки, произнес тихим, спокойным голосом:

— Не за что. До свидания, мистер Валик.

Среда, конечно, переживала из-за обоюдной неприязни этих людей. Но не вызывало сомнений, перед кем из них она не устоит. Все те годы, что она была вынуждена страдать без душевного тепла, она возмещала с поистине ненасытной страстью. Позволив себе лишь раз помечтать о Фабиане, она пропала. Она говорила ему, что выполняет свою работу в конторе (где их отношения умело скрывались), все время с изумлением думая о том, что она ему нравится.

Фабиан находил этот восторг очень трогательным. Большинство женщин, которых он знал, через какое-то время проникались к нему все возрастающим презрением. Среда же с каждым днем становилась все более восторженной, все более внимательной, все более послушной.