Исай Лукодьянов - Ур, сын Шама. Формула невозможного

Пока мы не располагаем новыми данными в сложнейших вопросах этногенезиса. Кто такие шумеры, откуда пришли? В каких отношениях были они с загадочным народом, пришедшим в Двуречье, согласно легенде, с моря? Однозначных ответов на эти вопросы пока нет. Шам, однако, вспоминает об Издубаре, вожде племени, точнее, рода, который некогда привел своих людей с гор в долину. Речь идет не о Хозяине воды, а о его отце, старом Издубаре, великом охотнике, который очень напоминает библейского Нимрода, «сильного зверолова». Ближайшие к Нижнему Двуречью горы — хребет Загрос на юге нынешнего Ирана. Легче всего предположить, что именно оттуда пришли шумеры, как впоследствии оттуда вторгались в долину племена Древнего Элама. Но прародиной шумеров могли быть и более отдаленные гористые районы Азии — Тавр, например, или Кавказ, Иранское нагорье или Гиндукуш.

Главным инструментом дальнейшего исследования станет, по-видимому, лингвистический анализ. Шам уже согласился принять у себя дома в качестве гостя Павла Борисовича Решетника, очень способного лингвиста.

Шам, естественно, географии не знает, и Ур не мог со слов отца определить на карте нужное место. Как ни странно, в материалах эирской экспедиции не была указана долгота места. Ур сказал мне, что там значилось только, что колодец, возле которого располагалось селение, находился к северу от экватора примерно на двенадцатую часть круга. Это соответствует тридцатому градусу северной широты. Где-то под этим градусом стоял древнейший из известных нам городов Шумера — Эриду. Вполне возможно, что это и был тот самый Город, куда шел с караваном Шам, Город, в одном дневном переходе от которого он был ранен в бою у Реки. Название Реки сомнений не вызывает — это древний Буранун, нынешний Евфрат.

Было ли наводнение, начало которого видели Шам и эирцы, обычным для долины весенним разливом рек или тем самым «всемирным потопом», который описан в шумерском сказании о Гильгамеше и впоследствии в Ветхом завете, мы не знаем. Пожалуй, судя по настойчивому совету эирцев (а им было виднее) поскорее покинуть долину, это все же был потоп. Вряд ли он уничтожил всю жизнь в долине — города наверняка уцелели, — а вот селение Шама было, конечно, сметено водным потоком, как и другие селения. Самому Шаму и его жене необычайно повезло. Потоп поглотил, уничтожил их род, и прошли многие годы, прежде чем на юге долины вновь расцвела жизнь и поднялись и окрепли города-государства — великий Ур, Лагаш, Урук, — они же, Шам и его супруга, были в пути, в межзвездном пространстве, и течение времени для них замедлилось…

— Валечка, к телефону! — пропела тетя Соня, выглянув на лестничную площадку.

Валерий сидел в соседской галерее у раскрытого окна и слушал, как бубнил пенсионер Фарбер:

— Древнейшие клинописные тексты не полностью передают звук, поэтому мы… э-э… плохо знаем старошумерский язык. Но при различиях в фонетике… э-э… основа у него та же, что и в классическом шумерском… Та же неизменяемость корня, и гармония гласных, и агглютинация…

— Сейчас, теть Соня! — досадливо откликнулся Валерий. — Как вы сказали, Ной Соломонович? Альгю…

— Агглютинация. — Фарбер прокашлялся и косенько посмотрел на него. Это значит… э-э… приклеивание, присоединение к корню слова аффиксов… аффиксов, имеющих определенное грамматическое значение…

— Валечка, что ж ты не идешь? — снова высунулась тетя Соня. — Аня тебя ждет.

— Аня? — Валерий бурно рванулся к застекленной двери, бросив на ходу: — Простите, Ной Соломонович, я сейчас…

— Для шумерского языка характерны длинные цепочки аффиксов, — бубнил Фарбер, не сразу заметив исчезновение собеседника. — Э-э, где же ты?.. Ну ничего…

Он уткнул нос, поросший черными волосками, в книгу.

Около десяти лет назад Фарбер ушел из аптеки, где работал провизором, на пенсию, и все эти годы он мало разговаривал с людьми. Так только, с приходящей родственницей, готовившей ему обеды, с соседями по поводу рецептов да с сыном-инженером, который раз в неделю проведывал старика, книжки ему приносил. От недостатка коммуникаций у Фарбера голос как-то сел, сделался глухим, как из закрытой бочки, и что-то неприятно клокотало у него в горле, когда он начинал говорить. Последние дни, однако, с лихвой вознаградили старика за долгое молчание. С того самого момента, когда он робко заговорил с Шамом по-шумерски, к нему, Фарберу, вдруг повалил народ. Он не совсем ясно представлял себе, откуда взялись в наши дни шумеры, но видел, что они вызывают жгучий интерес. Несколько раз приходил симпатичный профессор Рыбаков, — сидя в застекленной Фарберовой галерее на скрипучем соломенном стуле, профессор долгие часы разговаривал с ним и с Уром и пил чай с инжировым вареньем, принесенным тетей Соней. И приходили еще люди, и с некоторыми было очень интересно говорить, потому что они хорошо знали ранние цивилизации и разбирались в шумерской клинописи. Голос у Фарбера мало-помалу окреп за эти прекрасные дни, и почти прошло клокотание в горле, и его ввалившиеся щеки вроде бы немного округлились и даже порозовели. Особенно приятно было ему, когда один из сведущих людей поспорил с ним по поводу употребления шумерского суффикса «на», а потом, признав свою ошибку, выразил восхищение его, Фарбера, познаниями и пригласил на работу в научный институт. Ах, если б скинуть со слабых, ссутулившихся в аптеке плеч хотя бы десяток лет!..

Третьего дня Шам с женой и сыном уехал куда-то в колхоз — жаль, жаль! Сразу исчезли гости, кончились прекрасные времена. Нет, не совсем кончились, остался один собеседник — и кто бы мог подумать, что непутевый Сонин племянник, который вечно гоняет где-то мяч (Фарбер был искренне в этом убежден), вдруг зажжется таким неистовым интересом к древнейшей цивилизации Земли? Вот уже несколько вечеров сидит тут, и слушает, слушает то, что он, Фарбер, рассказывает ему о Древнем Шумере и Древнем Аккаде, о халдеях и хананеях, о жестоких и могущественных царях Вавилона и Ассирии…

Валерий ворвался в заставленную картонными коробками переднюю своей квартиры, схватил трубку.

— Алло? — сказал со старательной небрежностью.

— Здравствуй, Валера, — прозвенел как ни в чем не бывало Анин голосок. — Где ты пропадаешь, почему не звонишь?

Валерий мог подробно перечислить свои звонки и как следует ответить на это «где пропадаешь», но сдержал свой порыв. Не надо спорить с женщинами, не надо, не надо…

— Занят был на работе, — отрывисто бросил он.

Аня хихикнула:

— Так занят? Бедный! Нонна, наверно, житья не дает?

— Ты чего хотела?

— Фу, как грубо! — Аня осеклась. Потом, после короткой паузы, уже другим тоном: — Валера, я у подруги занимаюсь, это почти рядом с тобой. Если хочешь, приходи минут через двадцать на угол Гоголя. Проводишь меня домой. Если хочешь, конечно.