Виктор Тарасов - Охота на кентавра (сборник)

Итак, мы видим, что архетип творца, будучи «усвоен» научно-техническим образом, снова возвращает себе свою мифическую суть, но тем самым — и разрушает рамки жанра.

Нечто подобное происходит и с близким архетипом «отца-основателя» (типа Моисей).

По глубинному архетипу — это «вечный старец», а по типу поведения «покровительство». Вспомним, например, как Немо ненавязчиво покровительствует путешественникам, подбрасывая снаряжение, а потом умирает, подобно патриарху, окруженный трепетом и поклонением «племени». Возможно, что архетип отца-основателя таится глубоко в патриархальном (мужском) типе нашей культуры. Например, герой «Цитадели» (Экзюпери) благородно страдает, неся миссию отца рода, а герои современной НФ без конца проходят тесты и испытания, чтобы получить право стать основателем космических колоний. Но что характерно — «покровитель» обретает черты все более сказочные: это либо мешок, дающий советы, либо предупреждающие голоса. А «основателями» все чаще становятся мифические инопланетяне, которые либо заносят жизнь на Землю, либо стимулируют мышление пралюдей, либо инициируют мировые религии.

Итак, мы видим примерно ту же картину: вечный архетип долго обращаться в рамках жанра не может и вновь возвращает себе свою «вечную» природу и внутреннюю свободу.

Третьим, важнейшим архетипом Юнга является «Тень». Очевидно, что он раздваивается в НФ на две сущности: инопланетяне и роботы.

Нельзя сказать, что роботы являются изобретением НФ. Механические слуги, железный человек кузнеца Вулкана, гомункулусы и «песчаные люди» (Гофмана) сопровождают человечество. Но только в роботах НФ люди увидели не слуг, а свое отражение — «Тень».

Гениальность Мари Шелли заключалась, на наш взгляд, не только в том, что она определила основное соотношение: ученый — созидатель contra робот-создание, но и в том, что предугадала путь фантастики. А путь этот можно назвать: «Робот бунтующий». Это тем более удивительно, что «Чудовище Франкенштейна» писалось в эпоху промышленной революции в Англии и научной эйфории, когда еще не существовало ни малейших признаков кризиса научной парадигмы.

Возможно, что «чудовище» имело для Шелли «буржуазное происхождение», то есть она критиковала этим бунтом промышленное обезличивание человека, и критика была направлена от прошлого к настоящему, носила «ностальгический» характер. Но тем не менее образы чудака-ученого, не совладавшего со своим созданием, и бунтующее создание становятся характерными для НФ и без конца кочуют из произведения в произведение.

Мы вообще мало знаем пророческое произведение Мари Шелли, благодаря нелепому запрету на ее творчество. Чиновники наивно полагают, что «Чудовище» — всего-навсего! — «литература ужасов».

Итак, «Чудовище» впервые становится Тенью, то есть через собственную никчемность осознает бессмысленность буржуазного созидания. А человек становится частью своей Тени, он к ней привязан, но не узами созидания, как Пигмалион, а узами взаимной жизни-смерти.

«Чудовище» выходит из-под контроля точно так же, как промышленная революция выходит из-под контроля человека, и начинает разрушать среду его обитания.

Необходимо отметить, что тип чудака-профессора, достаточно гениального, чтобы изобрести, и недостаточно разумного, чтобы предвидеть события, является все-таки фаустовским типом, в несколько сниженном, «профанированном» виде. Всякая дерзость в знании или созидании должна быть примерно наказана, вызванные духи обязаны восстать.

Очень интересен в этом отношении «Человек-невидимка» Уэллса. Герой совмещает в одном лице изобретателя и изобретенного, гениального ученого и бунтующего робота. Уэллс четко проводит грань между первым и вторым: растущее безумие «роботизирует» героя, делает из него бунтующий автомат, который нам не жалко. Нечто подобное можно сказать и о Доуэле Беляева А. Р.: он и инициатор события, и жертва его.

Но вот проходит время, и роботы Карела Чапека строятся в колонны: от бунта индивидуальности — к революции класса. Это и понятно — Чапек жил в эпоху революций. А робот из Тени человека становится Тенью эпохи. Но для жанра НФ это тупиковый путь развития, ведь индивидуальное содержание бунта, его человеческая сложность оказались утраченными, увеличились лишь масштабы. А для литературы важнее как раз индивидуальное, человеческое.

И потребовалась гениальность А. Кларка, чтобы придать роботам новую созидательную способность (а заодно — и НФ). Кстати, по времени это совпало с промышленным бумом, который переживала Америка после войны, и с возникновением новой научной парадигмы (появление ЭВМ). Путь этот был очень плодотворен и дал прекрасное цветение жанру, пока… роботы не стали снова бунтовать. Правда, лишь изредка сходя с ума, в результате травмы или заводского брака (Лем, Стругацкие). Но все чаще роботы «мечтают» об изменении своей структуры (для освобождения от законов робототехники), а значит — круг замыкается. Повидимому, созидательные возможности темы «человек — робот» исчерпаны, жанр полностью использовал этот архетип и возвращает его за ненадобностью. Робот-Тень снова отражает человеку лишь человека бунтующего, недовольного миропорядком, им же самим созданным.

Другая разновидность Тени — инопланетяне.

По воле Уэллса они появляются с Марса в треножниках и со смертоносными лучами. Читателю Англии начала века импонировало испытать нечто подобное тому, что испытывали индусы под пушками англичан. Во всяком случае, схема отношений человека с новоявленной Тенью проста и «обкатана» историей, это по сути своей — конкиста. С тех пор человечество без конца освобождается через НФ от своих агрессивных комплексов, приписывая их инопланетянам.

Что забавно, абсолютное могущество инопланетян всегда имеет внутреннюю «червоточину», которая часто оборачивает ситуацию в противоположную сторону. Это микробы, запах скунса и т. д. Вероятно, для читателя важно не просто победить противника, но и «развенчать» его, то есть произвести «смеховую операцию» (по Бахтину М.).

Каким образом развивался архетип инопланетяне-Тень? К дальнейшей расплывчатости и непрозрачности, к утрате отражательной способности. У Ле-Гуин это уже примитивное сообщество, существующее по своим автономным законам и обладающее бесконечной сопротивляемостью к внешним воздействиям, подобно гомеостату Эшби. Ясно, что подобные самозамкнутые системы могут отражать лишь сами себя.

У Стругацких же инопланетяне вырождаются в неуловимых Странников, которых никто никогда не видел. Таким образом, вопрос как бы снимается: архетип Тень, потеряв способность отражать, существует лишь в виде «следа», тайны, странных машин, последствий деятельности и т. д. Архетип инопланетяне-Тень растворяется в сумерках фантастики.