Алеся Троицкая - Церебрум (СИ)

В это же время пол завибрировал и начал образовывать нишу, из которой поднималась огромная капсула напоминающая уменьшенный макет ракеты.

— Тогда что ты задумала, зачем тебе девушка?

Лимея наклонила голову набок.

— Вот я никак не пойму, что тебя не устраивает в моем мире? Ты за одно мгновение переносишься из, можно сказать, апокалипсиса в цветущую сказку. Неужели она для тебя слишком прекрасна, что ты не можешь с этим смириться? Или ты так привык воевать, что просто не в состоянии жить в покое? Прости, если разочарую, но Церебрум никогда не познает вкус крови и разрухи. Я не позволю его уничтожить.

— Хоть ты и обладаешь памятью прежних жизней, своими глазами ты это не видела и физически не ощущала. Да, люди сделали ошибку, но это не заставляет их расплачиваться рабством. Мы не игрушки для безмозглых консервов.

Лимея выдала на редкость жуткую улыбку.

— Грехи других судить вы так усердно рветесь… Начните со своих и до чужих не доберетесь. Между прочим — Уильям Шекспир. Как говорится, учите классику, молодой человек.

Небольшой по мощности взрыв сотряс зал, осыпав с потолка штукатурку.

Все присутствующие оглянулись на виновницу жалкого представления и на того принципала, у которого оторвало обе руки. Он находился будто под куполом, отсвечивающим голубым. Даже гарь не просачивалась за его границы, оседая внутри защитного поля.

Растерянная Эва, чувствуя себя неудачницей, вновь нажала на красную кнопку, но ничего не происходило. Тогда она кинула коробку в Лимею, попыталась вырвать у ближнего к ней ищейки оружие. Но он, даже не напрягаясь, ее от себя оттолкнул.

— Отпустите! Отпустите меня!

Она стала дико извиваться, не хуже змеи, пытаясь вытянуть свои конечности из невероятно прочных демонических захватов. Пробовала подключать ноги, пиналась. Но все было тщетно, комар причинял боли больше, чем она своими выходками. От отчаянья попыталась укусить руку палача, но чуть не потеряла зубы.

Лимея же снисходительно покачала головой, вновь обратилась к Влá славу, не проникаясь истерическими криками:

— А вообще мне нравится твой запал, придётся пересмотреть свои планы, — она похлопала его по щеке:

— Будешь моей домашней собачонкой.

— Этого не будет никогда! — Влá слав дернулся и заревел, вновь пытаясь вырваться. Но тут же обмяк от удара в челюсть. Он выплюнул сгусток крови на ее коралловый лиф.

— Не обещай того, чего не сможешь выполнить.

Она поманила пальцем, и к ней присоединился рыжеволосый парнишка в заляпанном белом халате. Эва даже при большом желании не смогла вспомнить набор букв, составляющих его имя. Но это не мешало понять, что он очень устал. С взъерошенной шевелюрой, затравленным взглядом, напоминал забитого зайца, он занял место у пульта, и не встречаясь ни с кем взглядом, уткнулся в экран.

— Закрывайте.

С двух сторон от шипящей и плюющуюся паром машины обнажились отверстия.

Эва пыталась противостоять тому, что ее собирались в нее засунуть. Она выставила ноги, упирая их в косяк. Но демоны лишь слегка на них надавили, чудом не ломая кости, и всё-таки впихнули ее в узкое, безжизненное пространство пропитанное химической вонью. В секунды ее тело лишили чувствительности, привязав широкими ремнями, и возможности шевелиться. Ужас неминуемого накрыл с головой, когда дверь стала медленно закрываться, будто крышка гроба, в которую медленно заколачивали по гвоздю.

Неужели, правда, у нее заберут душу, немыслимо, невозможно. Эва истошно заорала, теряя голос и часть рассудка:

— Влá слав! Влá слав!

Измученный и избитый мужчина даже дернуться не смог, взглядом, полным боли и сочувствия наблюдал, как ее поглощает машина. При этом его губы шевелились, пытаясь передать послание, но оно до нее не дошло. Дверь плотно встала на место, издав шипящий выдох.

Так, главное, не паниковать, успокоиться, — она часто задышала, понимая, что если продолжит в том же духе, израсходует спертый и вонючий воздух и просто-напросто задохнется. Через прилипшие ко лбу и глазам волосы Эва постаралась рассмотреть, что происходит снаружи, но смогла наблюдать лишь неясные очертания.

— Мама, мамочка, прошу, если ты меня слышишь. А ты всегда меня слушаешь, я знаю. Прошу, помоги. Вытащи меня отсюда. Пусть эта машина сломается, а у этой дохлого скунса Лимее остановится сердце. Я прошу, я…

— А-а-а..!

Горло с усилием пропихнуло рваные звуки. В позвоночник воткнулось множество тончайших игл, причиняя неимоверные страдания. По щекам потекли слезы, а по спине липкая и теплая кровь, ноги отказались работать и стали бесполезным атрибутом. Если бы не ремни, она бы рухнула на пол, теряя возможность ходить. Эванжелинино тело забилось в конвульсиях, со рта побежала струйка крови. Глаза закатились, подталкивая сознание к грани.

Вот сейчас секунда, и она проснётся в своей уютной пещере, напротив, сквозь всполохи огня просвечиваются очертания отца, а если поднять взгляд и посмотреть туда, куда уходит дым, можно увидеть звездное небо, а значит, все хорошо.

Последнее, что поняла Эва перед тем, как стать одной пульсирующей точкой агонии, это как Лимея входит в машину с другой стороны.

Все было кончено.

Машина победила, вырвав из горла Эвы отчаянный и долгий крик с остатками жизни и души.

Он ненавидел рано просыпаться. Но будильник настойчиво раздражал нервную систему отвратными звуками. Он потянулся к пищалке, но худенькая ручка его опередила, оборачивая вокруг запястья коммуникатор и наконец возвращая комнате тишину. Прикрыл глаза от яркого проникающего солнца, натянул красную простынь на налицо.

— Влá слав, пора вставать.

— Аргумент?

— У меня лишь один аргумент, — та же ручка скользнула под простынь, выводя невидимые узоры по обнаженной груди.

— Отлично, — мужчина резво подмял под себя хрупкое тело и зарылся носом в темные волосы с синими прядями, на которых краска практически сошла. На миг задумался, что вместе с краской ускользает что-то важное. Но руки прелестницы пленили его голову, притягивая к сладким губам и выветривая настойчивые мысли.

— Правда, с этим трудно спорить? — девушка захихикала и укусила его за губу.

— Моя прелестная Эва… Ай, ты чего щипаешься?

— Чтобы ты перестал называть меня вымышленными именами, — прелестница надула очаровательные губки.

— Прости, Лимея, — Влá слав тряхнул головой, придавая телу сидячее положение и зарывая руки в свои волосы.

— Мне иногда кажется, что я схожу с ума и вижу несуществующее, — он оголил ее бедро и нежно провел ладошкой по загорелой гладкой коже.

— Целое, — задумчиво протянул он, заглядывая в глаза цвета холодного неба.

А хотелось бы в карие.