Диана Гэблдон - Накануне войны

– Нет, не попрошу, – сказал он быстро, но твердо. – Никогда в жизни. Насчет того, что они могут подумать или сказать… – Его лицо исказилось, выражая нечто между тревогой и решимостью. – Если они не захотят это принять… пусть катятся к черту, вот и все.

Она рассмеялась, и Роджер последовал примеру супруги, его смех звучал надтреснуто, но был неудержимым.

– Кошка священника – неучтивая кошка, – поддразнила она. – Кстати, как это будет по-гэльски?

– Понятия не имею. Но кошка священника – успокоившаяся кошка, – добавил он, все еще улыбаясь. – Я не знал, как ты отреагируешь, что подумаешь.

– Я и сама пока не вполне уверена, что об этом думаю, – признала Брианна и легонько сжала его ладонь. – Но я вижу, что ты счастлив.

– Это видно? – Он улыбнулся шире, и последний закатный луч на секунду отразился в его глазах, и они блеснули густой изумрудной зеленью.

– Видно. Ты как будто… светишься изнутри. – Ее горло сжалось. – Роджер, ты ведь не забудешь о нас с Джемом, правда? Не знаю, смогу ли я соперничать с Богом.

Он ошарашенно посмотрел на нее.

– Нет, – сказал он, и его пальцы крепче сжались вокруг ее руки, так что она почувствовала, как полоска кольца врезается в кожу. – Никогда.

Какое-то время они молча сидели рядом, а вокруг, словно неторопливый зеленый дождь, дрейфовали светлячки, чья безмолвная брачная песнь освещала потемневшие деревья и траву. Вечерний свет совсем угас, и лицо Роджера стало неразличимо в темноте, Брианна могла разглядеть только решительную линию челюсти.

– Клянусь, Бри, – сказал он. – Что бы за призвание ни возникло на моем пути, и только одному Богу известно, что это такое, мое первое и главное призвание – быть твоим мужем и отцом наших детей. И так будет всегда. Что бы я ни делал, я не пожертвую ради этого семьей, обещаю.

– Все, чего я хочу, – мягко произнесла она в темноту, – чтобы ты любил меня. Не из-за того, что я могу сделать, или как я выгляжу, или в ответ на мою любовь, но просто потому, что я есть.

– Прекрасно, безусловная любовь? – так же мягко отозвался он. – Говорят, так можно любить только Господа, но я попытаюсь.

– О, я в тебя верю, – сказала Брианна и ощутила, как его внутренний свет коснулся ее сердца.

– Надеюсь, так будет всегда, – ответил он и прижал ее руку к губам, и по-рыцарски поцеловал пальцы, согревая ее кожу своим дыханием.

Как будто испытывая на практике его недавние заверения, ветер принес пронзительный голос Джейми, звучащий как маленькая сирена:

– Папаааааа… Папочкааа… Пааааааап… ПААААПАААААА…

Роджер глубоко вздохнул и, склонившись, поцеловал жену – мгновение глубокой искренней близости – и поднялся, чтобы прийти на помощь сыну.

Она осталась сидеть, прислушиваясь. С другого конца поляны доносились мужские голоса – высокий и низкий, требование и вопрос, заверение и восторг. Ничего экстренного: Джем хотел залезть на дерево, которое оказалось для него слишком высоким. Потом послышался смех, шуршание листьев – боже правый, Роджер тоже забрался на дерево. Теперь они все вместе сидели там, ухая как совы.

– Над чем ты смеешься, девочка? – Ее отец возник из темноты, от него пахло лошадьми.

– Над всем, – ответила Бри, двигаясь, чтобы он мог сесть рядом. Это была правда. Внезапно все показалось очень ярким – пламя свечей в окнах Большого Дома, светлячки в траве, свет в лице Роджера, когда он сказал ей о своем решении. Она все еще ощущала вкус его губ, и это волновало ей кровь.

Джейми потянулся вперед и поймал пролетавшего светляка, удерживая его в темной чаше ладони, где тот мерцал: холодный зеленоватый свет просачивался сквозь пальцы Джейми. Вдалеке Брианна слышала голос матери, лившийся через открытые окна, Клэр пела «Клементину».

Теперь мальчишки – и Роджер вместе с ними – выли на луну, хотя на горизонте висел только бледный серп полумесяца. Брианна почувствовала, что отец тоже трясется от беззвучного смеха.

– Это напоминает мне Диснейленд, – сказала она, забывшись.

– О. Где это?

– Это парк развлечений. Для детей, – добавила она, вспомнив, что в городах вроде Лондона и Парижа есть парки развлечений, но исключительно для взрослых. В эти времена никто не думал о том, чтобы развлекать детей чем-нибудь, кроме их собственных проказ и случайных игрушек.

– Мама с папой возили меня туда каждое лето, – сказала она, без труда возвращаясь в жаркие солнечные дни и теплые ночи Калифорнии. – Деревья были украшены крохотными мерцающими лампочками, светлячки мне о них напомнили.

Джейми раскрыл ладонь: светлячок, внезапно свободный, моргнул два или три раза, расправил крылья с тихим жужжанием и, поднявшись в воздух, улетел.

«Жил простой шахтер в каньоне, и с ним дочка, Клементина…»

– И как там было? – спросил он с любопытством.

– О… Там было замечательно. – Она улыбнулась самой себе, вспоминая яркие огни Мэйн-стрит, музыку, зеркала и красивых, украшенных лентами лошадей на карусели короля Артура. – Там можно было прокатиться на разных аттракционах… так мы это называли. А еще там была лодка, на которой можно было проплыть через джунгли и посмотреть крокодилов, бегемотов и охотников за головами…

– Охотников за головами? – заинтригованно переспросил он.

– Не настоящих, – заверила она. – Это все понарошку, но… Как сказать… Это целый маленький мир. Когда ты там, настоящий мир исчезает и ничего плохого не может произойти. Они называли его «Самое счастливое место на земле», таким оно и казалось, хотя бы ненадолго.

«И была она, как фея, крошечная Клементина, вместо туфелек носила две жестянки от сардин».

– И отовсюду постоянно звучит музыка, – сказала она, улыбаясь. – И группы музыкантов с трубами, барабанами и другими инструментами ходят взад-вперед по улицам, играют в павильонах…

– Верно, такое случается в парках развлечений. Или случалось в том, где я бывал.

Брианна услышала улыбку в его голосе.

– Мхм. А еще там есть герои из мультфильмов – я рассказывала тебе про мультфильмы, – они гуляют вокруг. Можно пожать руку Микки-Маусу или…

– Кому?

– Микки-Маусу, – она рассмеялась. – Это такая мышь в человеческий рост. Он носит перчатки.

– Гигантская крыса? – спросил Джейми, несколько сбитый с толку. – И они приводят детей играть с ним?

– Не крыса, а мышь, – поправила Брианна. – И на самом деле это человек, переодетый мышью.

– О, вот как? – неубедительно отозвался он.

– Да, и огромная карусель с раскрашенными лошадками, и железная дорога, где поезд едет через Радужные Пещеры, из которых торчат огромные драгоценные камни и сбегают водопады с розовой и голубой водой… И апельсиновый сок. О, апельсиновый сок! – Она мечтательно застонала, вспоминая холодную, острую сладость апельсина.