Андрей Васильев - Файролл. Право выбора [litres]

Вика активно заработала вилкой, гвардейски разделываясь с деликатесом.

– Ну что, еще по рюмочке? – предложил Валяев. – Так сказать – закрепим?

– Отчего бы и нет? – разрешил Старик. – В конце концов – праздник.

Я тяпнул еще водки и заел ее каким-то очень вкусным копченым мясом. В голове приятно зашумело.

– Ну, мы танцевать, – я подал руку Вике. – Надеюсь, никто не против?

– Вот молодцы! – Старик даже похлопал нам, так сказать – поаплодировал. – Берут от жизни все. Танцы до упаду и вино рекой! Идите, друзья мои, и даже не оглядывайтесь на нас, старых и скучных.

Я взял Вику за руку и повел за собой. Она глубоко дышала, ладошка ее была мокрая-мокрая.

Уже спускаясь вниз, я все-таки обернулся – Старик уже сидел в своем огромном кресле, официанты ставили перед ним новые приборы.

– Меня сейчас стошнит, – пробормотала Вика. – В жизни осетрину больше есть не буду! Киф, мне надо в уборную.

– Ну, вот ты побывала на самом верху. – Я двинулся в сторону туалета. – И чего, оно тебе такое надо?

– Такое – не надо, – призналась Вика. – Блин, мне конец, Зимин не простит.

– Скорее – не забудет, – поправил ее я. – Но мстить не будет, он не дурак. Ладно, иди, делай там чего хотела, а я тут покручусь. Пойду вон еще водки выпью.

– Не увлекайся, – слабым голосом попросила Вика и ушла в кафельное царство.

Я огляделся и было собрался впрямь пойти к барной стойке (в зале их было целых три, и везде наливали бесплатно) и шарахнуть еще одну противострессовую дозу, как меня обняли за шею, обдали ароматным облаком духов и вжали во что-то упругое и мягкое, податливое. Кровь на мгновение застыла в жилах, а после помчалась по ним с бешеной скоростью. От головы – и все ниже и ниже.

– Думал, я тебя не найду? – шепнули мне в ухо и слегка укусили за его мочку. – А вот и нет. Ты мой, я тебя где хочешь сыщу.

Рыжие волосы, молочно-белая кожа, зеленые глаза. Это не Новый год, это какой-то лабиринт опасностей и соблазнов. Но каких соблазнов! Самых лучших в мире соблазнов. Самых сладких. Самых желанных. Неповторимых. Единственных.

– Надо спешить, – губы карминного цвета буквально вогнали слова в мой мозг. – Скоро твоя клуша из клозета выползет, и тогда эта ночь не будет нашей.

Какой нашей? Какая клуша? Почему – не будет? О чем она? И почему так шумит в голове и стучит в висках? Выпил-то вроде немного.

– Идем, – горячее и доступное тело прижимается ко мне, и по моим жилам растекается жгучий огонь, с которым я не хочу спорить, это что-то из древности ползет внутри, это проснулись первобытные инстинкты и оттуда, из тьмы веков, заявили на меня свои права.

Меня берут за руку и ведут куда-то как телка на привязи, причем у меня нет желания сопротивляться, напротив – в глазах стоит вырез бордового шелкового платья и то, что в этом вырезе есть. Боги, это лучшее, что я видел в жизни. И это может быть мое? Прямо сейчас? Вот так просто?

Какие-то коридоры, какой-то закоулок, какая-то каморка с тусклой лампой ночного света.

– Ну вот, здесь нас никто не станет искать, – очи Дарьи, зеленые, колдовские, с золотистыми искрами напротив моих, я впервые понимаю смысл фразы «утонуть в глазах». Только я не тону, я растворяюсь в них, как кусок сахара-рафинада в кипятке.

Ее пальцы расстегивают воротник моей рубашки, ослабляют узел галстука, ее губы целуют мою шею, жадно, как будто кусают, запах ее волос сводит с ума.

Боги, и я боялся этой женщины? Надо давно было ползти за ней на коленях и требовать, просить, умолять, чтобы она хотя бы посмотрела на меня. Как горячо!

Два щелчка раздались одновременно – щелкнула пряжка моего ремня под умелыми руками Дарьи и дверной замок, который то ли она не закрыла, то ли он просто не работал.

– Харитон Юрьевич. – В дверном проеме появилась стройная девичья фигурка. – А я вас обыскалась. Надо идти.

– А? – Я, наверное, смотрелся забавно или, скорее, кинематографически-комично – расстегнутые ворот и ремень, растрепанные волосы и красотка в обьятьях. – Куда? Зачем?

– В зал, ко всем, – требовательно сказала Лика. – Виктория Александровна может вас искать и очень волноваться. Это неправильно.

– Ты кто такая? – прорычала Дарья, черты ее лица как-то изменились, и еще, по-моему, у нее зрачки стали вертикальные. Я зажмурил глаза, потряс головой – да нет, померещилось, нормальные глаза, злые только. Но зато с меня спало какое-то наваждение, кровь перестала долбить по вискам, как по барабану, и я начал понимать, что чуть не наворотил ненужных дел. Радости плоти – это, конечно, прекрасно, но все должно происходить в подходящее время и в подходящем месте.

– Я? – невинно улыбнулась Лика. – Девушка прохожая, вот его знакомая. А ты кто?

– Видела я тебя, прохожая, – ногти Дарьи буквально вонзились в ее же ладонь. – Прогони ее, Никифор. Прогони – и ты получишь такое, что никогда не забудешь.

Ой, ладно. Как говаривал Толстый Вилли: «Девчонки новые – ощущения старые». И что вообще на меня нашло? Бред какой-то. Страсти испанские.

– Даш, с такой женщиной, как ты, заниматься чем-то в этом, – я огляделся – ведра, швабры, тряпки. – Хм. Это склад, что ли? В общем – это тебя не уважать. Тебя надо любить на шелковых простынях, на большой кровати, но никак не стоя в позе «упор к стенке».

– Ты не понимаешь, мой хороший, – ее ладонь скользит по моей щеке, я чувствую аромат степи, ее разнотравье, и по жилам снова начинает струиться одурь.

– Харитон Юрьевич прав, – меня дергают, и забытье отступает. Моя рука в ладошке Лики. – Ваша любовь впереди. Может быть. А может и не быть.

– Ох, я тебе это не забуду, – Даша смотрит на Лику, на лице у нее не улыбка, а оскал, и я вижу белые, мелкие и очень острые зубки. – Поверь, мышка, не забуду.

– А и не надо, – какая выдержка у этой девочки. – Не забывай. А сейчас мы уйдем – и не ходи за нами.

Надо же – какие большие подсобные помещения на первом этаже. Какие-то рекреации, повороты, кабинеты. Вообще не заметил дороги туда.

– Стойте, – останавливает меня Лика, внимательно смотрит назад и достает платок из выреза платья. – Надо вас в порядок привести.

Со щеки и шеи она стирает остатки помады, застегивает воротник, затягивает узел галстука, приговаривая:

– Ну, взрослый же мужик, жизнью битый – и за кем пошел, за этой шалавой. А если бы Виктория Александровна заметила? А если бы Ядвига Владековна заметила? Это скандал, а он вам зачем? И потом – это же Дарья, она…

– Кто она? – я был абсолютно трезв, будто и не пил, только голова немного звенела, и мысли в ней устроили игру в чехарду.

– Да какая разница, кто она, – внимательно посмотрела на меня Лика. – Не надо с ней никуда ходить. Никогда. Особенно вам. Все, идем, идем.

Мы вынырнули из-за какого-то поворота и снова оказались в зале. Звучала медленная музыка, что-то очень старое, инструментальное, народ топтался в медленном танце, несколько основательно поддатых пар выделывали лихие па в стиле «супертанцоры», как это обычно и бывает на таких мероприятиях.