Василий Каменский - 27 приключений Хорта Джойс

Изредка Хорт, как и все пассажиры 3-го класса, поглядывал на то палубное возвышение, где заманчиво-картинно красовались шикарные люди 1-го класса, важные, особенные люди, к услугам которых было все, без отказа, от малого до великого, от невозможного до возможного.

— Что это за владыки? — соображал Хорт, — почему это именно они — владыки: вероятно у них — великие, ученые головы, вероятно это они выдумали самые замечательные вещи на свете…

Особенно занимала Хорта мысль: откуда черпают эти люди такое множество денег?

— Верой и правдой прослужив на железной дороге 30 лет, я не очень-то начерпал денег, — ухмылялся Хорт, — а вот теперь попробуем черпануть с другого конца, попробуем… Пустяки, если я не начинаю что-то соображать…

А соображать ему, действительно, было о чем.

Хозяин Хорта, крупнейший табачный фабрикант, сам рассказывал ему, как он жестоко нуждался в молодости, пока наконец случай не представил ему достать небольшой капитал, на который он развернул свое табачное дело.

Теперь 30.000 пуд. листового табаку высшего качества вез с собой на корабле его хозяин, а Хорт был нанят в качестве надсмотрщика за погрузкой и выгрузкой.

Это была достаточно ответственная должность, требующая исключительного внимания к работе.

Дело в том, что, ради экономии, табачный груз был упакован не в ящиках, а в полотняных прессованных тюках, и надо было следить за ходом погрузки, перегрузки, доставки, чтобы сократить законную утерю веса и законный процент брака.

Никакой специальности тут не требовалось.

Хорт знал точную цифру законного минуса брака своего груза, до места назначения, и по окончании доставки должен был получить 25 % с плюса от выгоды сокращения утери веса.

При первой погрузке в гавани Хорт развил необычайную энергию предупредительности, осторожности, соображения, внимания.

Хозяин сразу оценил талант надсмотрщика и заключил с ним условие работать дальше.

Каким образом Хорт устроился надсмотрщиком и каким образом вообще он довольно гладко, проехал громадный путь с севера на юг, по различным железным дорогам, без копейки, — об этом надо сказать следующее.

Как известно, Хорт был худ и высок, как старая жердь, торчащая в лугах.

И то, что он был непомерно высок — играло в его теперешней жизни важную роль.

Сумма наблюдений над человеческим ростом утверждает, что люди, обладающие высоким ростом, обладают обязательной способностью внушать всем окружающим какое-то особенное чувство доверия и даже почтение, и даже чувство неизъяснимой симпатии.

Высокого человека (в отличие от человека маленького роста) всегда видеть просто приятно и приятно говорить с ним, приятно знать, что он занимает высокий пост.

Высокий человек всегда импонирует.

Высокий человек добр, солиден, значителен, широк, умен.

Высокий человек напоминает слона, любящего охранять детей.

Таким слоном выглядел Хорт.

А его — худощавость, большой нос, слезящиеся красноватые глаза, длинные руки и — отныне — неизменная внутренняя улыбка, — делала его обаятельным.

И в то же время моментами он был решителен и даже суров.

Моментами он был наивен, нелеп, неожиданен, смешон.

И всегда был, как море без берегов, обаятелен, чист, раздолен.

Теперь Хорт сам ценил свой высокий рост, потому что не раз слыхал от важных людей, что его рост вызывает зависть.

Это ему льстило: ведь это было единственное его преимущество.

Преимущество, за которое везли его кондуктора, обычно обладающие небольшим ростом.

Преимущество, которое заметила маленькая дочь хозяина Наоми.

— Папа, смотри! — крикнула она в гавани, — смотри, какой превосходный высокий человек. Папа я хочу поговорить с ним…

Так Хорт стал табачным надсмотрщиком, а в день отхода корабля Наоми подарила ему костюм и трубку.

Наоми было 11 лет.

Других детей у хозяина не было, и, пользуясь своим правом единственной избалованной любимицы, это она настояла взять на службу Хорта, заставив отца выслушать рассказ о Чукке.

— Мы ее найдем, — тогда же решила Наоми.

И тогда же в гавани, в пяти газетах, было сделано объявление:

Я, Хорт Джойс, бывший конторщик бухгалтерии Крайне-Северной железной дороги, разыскиваю свою дочь Чукку, потерянную 10 лет назад.

Адрес: Гавань. Старт, 23.

Словом, — высокому человеку Хорту, когда ему осталось дожить 10 лет, приблизительно повезло настолько, что он, право, не решился бы теперь хоть в чем-либо упрекнуть свою расцветающую судьбу.

Он бодр, сыт, одет, с деньгами.

У него — подушка, плэд, три пары белья, американские ботинки, пальто, табак.

Он — на великолепном корабле, с нумерованной койкой, с продовольствием.

К нему, сопровождаемая гувернанткой, иногда приходит на минуту Наоми, и говорит, протягивая коробку:

— Хорт, я принесла вам печенье к чаю, видите — я немножко думаю о вас. Мы найдем Чукку — не правда ли? Спокойной ночи, Хорт, завтра я опять приду.

— Непременно, буду ждать, — отвечает стыдливо Хорт, а потом через час догадывается, вспоминая о Наоми, что забыл поблагодарить за печенье, и ругает себя: — медведь, чистый медведь…

Однако в ближайшем будущем, Хорт рассчитывал, что быстро сумеет усвоить эти внешние деликатности, и — главное! — словесную находчивость.

К тому же он заметил, что у него яснеет память, развивается наблюдательность, движется соображение, что он вообще преисполнен возрождением: а ведь прошло пустяки — месяц.

Впереди еще ровно 119 месячных жизней.

Поэтому Хорт в душе считал себя не сорокалетним мужчиной, а девятилетним юношей, начавшим жить.

Все его прошлое, вместе с брошенной квартирой, было решительно вычеркнуто, вырвано из его памяти, как тяжкий, кошмарный, мучительный сон, а здесь — на корабле — ехал только юный Хорт, ровесник Наоми, делающий первые шаги, мечтающий о славном будущем.

Хорт отлично сознавал свое забавное, смешное, почти нелепое положение, но — что делать — это исключительное обстоятельство он считал временным, даже кратковременным.

Хорт упорно, верил в свой прогресс, верил в свою сияющую звезду, верил в судьбинную руку, ведущую его к счастью…

И может быть — к Чукке.

Ведь счастье — это и есть Чукка, ведь если бы ее не было в живых, разве он Хорт — сидел бы сейчас на корабле, разве все, что он проделал в этот месяц, было возможно без участия самой Чукки, призывающей его к себе?

О, никогда, нет, нет.

Его, новая, первая, неожиданная, настоящая жизнь — это истинный признак жизни Чукки.

Это по ее волшебным повелениям создается легендарная жизнь Хорта.

Чукка жива.

Потому что жив Хорт.

Это все он чувствовал, сознавал, понимал по всему совершающемуся…

И только не мог выразить это или объяснить.