Василий Быстров - Чемпионы

Кузьма осматривал стадион, продолжая автоматически выполнять упражнения, а за одно и глазеть по сторонам. Многолетний опыт позволял ему отдавать минимум внимания контролю над тренировкой, концентрируя его на окружающем. Разглядывал он всё и вся не из праздного любопытства, а по причине плохого настроения, точнее с целью найти способ его улучшить, впрочем, шансы на удачу у него были минимальны. Настроение ему портила назойливая боль в пояснице и икре правой ноги, она возникла не так давно, но уже начала докучать. Невесёлые мысли посещали его по этому поводу, от них он и пытался отвлечься, оглядывая окрестности и взирая на своих коллег. Их он знал ни один год, все они, как и он сам, мастера спорта, чемпионы, мировые рекордсмены, профессионалы, занятые любимым делом. От этих мыслей в его душе становилось теплее, тревога почти угасла, уступая место умиротворению и чувству единения с массой. Приятно наблюдать, как человек поигрывает мускулатурой — этими живыми мышцами, как они напрягаются и перекатываются, как человек полностью отдаётся работе, выкладываясь на все 100 %, без остатка.

Внезапно течение рядовой тренировки нарушил крик с беговой дорожки. Кузьма немедленно обратил свой взор в ту сторону, недалеко от финишной черты, точнее уже за ней, лежал «Большой Джо», обхватив руками ногу и корчась от боли. Этот парень приехал из какой-то африканской глубинки, и, несмотря на свою почти дилетантскую первоначальную подготовку, он очень быстро добился успеха и всеобщего признания — признания не только отличным бегуном, но и замечательным человеком. Кузьму очень взволновало происшествие, как впрочем, и остальных невольных свидетелей разыгрывающейся драмы, они все переживали друг за друга. Несколько человек бросились к пострадавшему, но Кузьма их опередил, уступив в скорости только санитарам, которые уже укладывали парня на носилки.

— Держись, Большой Джо, я рядом, я с тобой!

— Кузьма, это конец, я наверно повредил связки.

— Нет, нет, Джо, они тебя подлатают, — санитары спешно понесли Джо в медпункт, Кузьма бежал рядом.

— Кузьма, будь со мной!

— Да, Джо, я рядом!

— Я не хочу, слышишь, не хочу зелёный шкафчик. Кузьма, вступись за меня! Делай что сможешь, но только не дай доктору его открыть, не дай ему сделать это!

— Хорошо, Большой Джо, я и так собирался поговорить с Доком, ты мог бы меня даже не просить, ты же знаешь, что я всё для тебя сделаю.

— Спасибо.

— Кузьма, отойди от шкафа!

— Нет, Док!

— Кузьма, я прошу тебя. Ты хочешь, чтобы твой друг остался инвалидом!?

— Нет, Док!

Кузьма загораживал собой пространство, словно древний романский храм — крепкий, внушительный, но приземистый и угловатый, созданный с расчётом выдержать любой натиск. Но и доктор имел внушительный вид — его атлетическое телосложение резко контрастировало с внешностью Кузьмы. Доктор был строен, подтянут, даже могуч, но не грузен от избытка мышечной массы, как Кузьма, его тело было более изящным, чем монументальным. Мышцы Кузьмы вздымались узловатыми буграми, стараясь выпереть во все стороны, сдерживаемые лишь туго натянутой кожей, а кожа доктора была гладкой, упругой, слегка натянутой аккуратными группами мышц. В его телосложении угадывался точный расчёт и пропорциональность, всё в нём было соразмерено, ничего лишнего. Доктор словно готический храм тянулся в высь, поражая своей внушительностью, но в то же время лёгкостью и изяществом.

— Кузьма, ты ему уже не поможешь, в любом случае он не сможет больше участвовать в соревнованиях — травма очень серьёзная. Кузьма!?

Молчание.

— Кузьма, ну дай же мне работать, ему больно! Он наконец станет нормальным человеком и будет жить полноценной жизнью! — доктор прикусил губу и залился краской от стыда… — Простите, простите меня, прости Кузьма, я не хотел ни кого обидеть, прости Джо, я правда не могу больше ни чего сделать.

— Кузьма, отойди, теперь я уверен Док говорит правду, спасибо тебе, ты настоящий друг, — Джо продолжала мучить дикая боль, но теперь, осознав, что карьере пришел конец, он словно не замечал её, отрешенно уставившись в потолок.

Кузьма сдал оборону и доктор наконец добрался до шкафа светло-зеленого цвета с бирюзовыми квадратиками хаотично разбросанными по нему. Электронный замок, как ему и следовало, открылся не сразу, вначале он информировал доктора о административной ответственности за незаконное применение находящихся под охраной препаратов, а так же потребовал отправить отчёт в спортивный комитет в течение не более часа с момента открытия. Всё это лишь формальности, хотя и требующие чёткого выполнения, сам факт применения препаратов, запрещенных спортивным комитетом, уже зарегистрирован. В качестве ключа выступала медицинская карточка Джо — маленький кусок пластика, 95 % площади которой только для того, чтобы её не потерять. Доктор делал своё дело, но это не мешало ему говорить.

— Кузьма, мне неприятно снова говорить об этом, особенно сейчас, боюсь, что наша конфронтация вступит в новую фазу, но думаю медлить больше нельзя. Твоя поясница стала болеть ещё сильнее? Так? С ногой ничего страшного, а вот из-за неё боюсь тебе придётся присоединится к Джо, — доктор выдержал паузу, он почти со страхом ждал реакции Кузьмы, но тот был относительно спокоен. — Надеюсь, твоё спокойствие, это не затишье пред бурей?

Кузьма повёл плечом, точнее мускулом.

— Тогда предлагаю не тянуть и решить все формальности сейчас.

— Мне нужен день, — равнодушно произнёс он.

— Что даст тебе один день, на твоём счету не мало рекордов, пора подумать о здоровье, нужно вовремя остановится. Вот Джо побил 13 раз свой собственный рекорд, он уже 14 раз записан в книгу рекордов, но он вовремя не остановился и вот результат. Вы же работаете на излом! У всех есть предел! Зачем так мучить своё тело? Оно однажды не выдержит нагрузки.

— Пятнадцать.

— Что?

— Пятнадцать, Док, — Джо с мальчишеской улыбкой протянул доктору ладонь, на которой лежал кусочек финишной ленты, он всё это время держал её в зажатом кулаке.

— Один день, — произнёс доктор, смотря на этих двоих с непониманием, но в тоже время с восхищением.

Кузьма сидел на скамье под трибуной стадиона, сверху шумела толпа, это был его последний день. Кузьма погрузился в мрачные размышления, ожидая своего выхода. Перед ним на арене, да арене, словно клоуны, показывали представления его соратники. Толпа аплодировала, ликовала от восторга, но этот восторг: восторг хозяина, видящего как его пёсик пляшет на задних лапках; восторг туристов слушающих завывания туземного шамана, именуемые песнями; восторг киномана, добывшего запись с допотопным немым черно-белым фильмом. Любой из зрителей мог спокойно побить самый лучший рекорд, даже не вспотев, как следует.