Лев Куклин - Год лошади (Сборник рассказов)

… От изображения знаменитого пролетарского писателя, долгое время рекламировавшего социалистический реализм на углу Кронверкского и Каменноостровского проспектов, остались только отхваченные ниже колен штаны…

… Добродушный дедушка Крылов, спокойно сидевший в Летнем саду в окружении деревьев и разнообразных животных — героев своих басен — исчез бесследно. Но на этот раз похитители обладали, видимо, своеобразным черным юмором голливудских ужастиков: вместо привлекательного и приветливого толстяка на бесстыдно обчищенном пьедестале они воздвигли некую кошмарную химеру из двух частей. Нижнюю ее половину представляли голые мраморные ноги, взятые от Аполлона, с ясно выраженными в должном месте мужскими гениталиями, стыдливо прикрытыми соответственно требованиям приличия мраморным же листком… А вот верхняя половина состояла из женского торса с непомерно большой грудью и возвышающейся над ней кокетливой головки с пышной прической… Чудовищная композиция!

Штабом стихийных бедствий в аварийном порядке изготовлялись и торопливо вывешивались вкривь и вкось намалеванные таблички: «Памятник… увезен на срочную реставрацию».

Но эти судорожные действия властей не помогали успокоению общественного сознания. По многострадальному городу ползли тяжелые свинцовые слухи. Мол, демократы, пришедшие к власти, специально демонтируют памятники и продают их за границу тамошним миллионерам, чтобы на вырученные за них деньги платить себе умопомрачительную зарплату и строить виллы на Кипре…

По другим, столь же достоверным источникам, выходило, что это ученые, физики и эти… как их там… кибернетики, в общем — жидомасоны таким путем добывают дефицитные материалы для своих сволочных опытов.

А третьи бесхитростно считали, что памятники свозят на Монетный двор и, как в старые добрые времена, и раньше бывавшие на Великой Руси, там из них чеканят звонкую монету, острый дефицит которой наглядно наблюдается в обращении.

… С грандиозного монумента Екатерине Второй, столетие с лишним гордо возвышавшегося в сквере напротив Александрийского театра (или, ежели вам угодно взглянуть с иной, рыночной стороны, — то супротив Елисеевского магазина) из девяти фигур ее могущественных сподвижников были злодейски сперты семь… Не стало ни графа Орлова-Чесменского, ни светлейшего князя Потемкина-Таврического, ни фельдмаршала графа Румянцева-Задунайского, ни генералиссимуса Суворова-Рымникского! Так же, как и прочих фаворитов… По странной иронии судьбы уцелели только директор Петербургской Академии Наук княгиня Екатерина Романовна Дашкова да известный пиит Гаврила — опять же Романович! — Державин. Видимо, не случайно повышенную устойчивость продемонстрировали именно деятели отечественной культуры, которая умела выживать в любые времена!

Эдакая сладкая парочка! Саму великую императрицу демонтировать целиком похитители, видимо либо не успели, либо не смогли. Они, однако, исхитрились отрезать ей голову аккурат по шею, так что на постамент продолжали спадать величественные складки императорской мантии, облегающие обезглавленную фигуру государыни всероссийской… Многочисленные горожане, столпившиеся вокруг круглого цоколя, плакали, как на похоронах…

А на воротах одной незаметной окраинной базы шлепало от порывов ветра написанное от руки и прикрепленное тремя изрядно заржавевшими кнопками объявленьице: «Продолжается прием от населения лома цветных металлов. Оплата по весу наличными на месте. Работаем без выходных».

За воротами этой самой базы, которая трудилась денно и нощно, громоздилась гора покореженных и оплавленных бронзовых обрубков и обломков, сиротливо мерцающих в лучах заходящего солнца. Старая мудрая ворона присела отдохнуть на торчащую из завала конструкцию, приняв ее за сухую удобную ветку. Откуда могла знать старая ворона, что это была еще совсем недавно горделивая рука ныне поверженного Основателя Города?! Мудрая птица никогда не рассматривала рыночную экономику в подобном ракурсе…

Светлый кружок от небольшого костерка только подчеркивал глубокую черноту августовской ночи. Над обширным пойменным лугом низко стояли крупные мохнатые звезды. В траве, покрытой обильной росой, то и дело вспыхивали огоньки, — крохотные звездные отражения. И сами звезды были яркими и чистыми, словно бы вымытыми росой там, наверху. Лошадь, негромко отфыркиваясь, пила речную воду, подымая морду к маленькому ковшику Плеяд и словно бы прислушиваясь, как с ее губ срываются и шлепаются в воду тяжелые, весомые капли…

Александр, широкогрудый и обстоятельный, в просторной белой рубахе без опояски, блаженно щурился, поглядывая в пламя, перебегающее по хворосту. Кряхтя, он придвинулся ближе и длинной хворостиной осторожно выкатил из кучки углей печеную картофелину, пробуя, проткнул ее заостренной палочкой и, вдохнув аппетитный парок из маленькой дырочки, негромко сказал: «Готова…»

Николай, лежавший на спине, не шевелясь, раскинув руки, перекатился на бок и, предварительно обдув золу с подгорелой корочки, разломил картофелину пополам. Прислушался, уловив мягкий топот копыт по прибрежной тропке:

— Петр-то… Как всегда — прямо к трапезе… В колеблющемся свете костра показалась лошадиная голова, в больших глазах которой выпукло плясало отраженное живое пламя. Петр легко спрыгнул на землю, потрепал по холке своего любимого жеребца. Второго коня он привел в поводу.

— Чего припозднился? — спросил Александр. — Давай присаживайся… Перцовочки-то прихватил?

Петр быстро расседлал лошадей, стреножил их и пустил пастись. Пошарил рукой в седельной суме, поставил на землю две вместительные квадратные бутыли темно-зеленого стекла, серебряные стопочки и присел на корточки, покручивая усы.

— Не трудно тебе с двумя лошадками обиходиться? — разливая водку, спросил Александр. Овес-то, чай, нынче дорог?

— А что ноне дешево? — сердито отозвался Петр, шевельнув усом и бережно беря стопку двумя пальцами. — Ну, во здравье!

В тишине послышался слаженный перестук. К костерку враз подлетел целый табунок четыре жеребчика-однолетка одной масти. С них так же дружно спрыгнули четверо славных кудрявых молодцов, явные братья, голые, словно после купанья.

— Здравия желаем! — хором сказали они, невольно приглушая свои звонкие молодые голоса.

— Здоровы и вы будьте! — крякнул Петр.

— Привет, гвардейцы! — дружелюбно откликнулся Николай.

— Чего это вы скачете, как оглашенные? — низким басом прогудел Александр. — Али гонится кто? Волков бояться — в лес не ходить…

— Да какие летом волки, дядя Саня? — весело кинул один из юнцов. — И кони у нас крепкие, от любого волка уйдем. Тут другое… Какой-то ящик, вишь, железный за нами увязался…