Николай Бондаренко - Космический вальс. Повесть

- Насовсем?

- Нет, папочка, - ответила Юлия. - Ведь вы тоже мой папочка! Мы вместе полетим!

Екатерина Павловна выходила последней.

- Наверное, я очень постарела, - печально сказала она. - Но и дети каковы. Сплошные сюрпризы.

И вот мы с Юрием остались одни. Он разложил на столе книги, карты - будет работать. Мне бы тоже засесть за учебники и конспекты, да что-то не хочется. Впервые за много лет что-то внутри отказалось подчиниться установленному порядку. Я походила по комнате - нет, не могу себя заставить.

- Юра, - сказала я мужу. - У меня ужасное состояние… Ты понимаешь?

- Понимаю, - тихо отозвался он. Сложил книги и карты. - Понимаю. Пойдем к реке. Погуляем. Согласна?

- Конечно, я была согласна. Хоть куда-нибудь, только не оставаться в четырех стенах…

На крыльце я взяла Юрия под руку. Пересекли неширокую асфальтированную улицу и через парк стали спускаться к реке. Мягко шуршали под ногами опавшие сосновые иглы; просветы между оранжевыми стволами залила ослепительная краска заката. Этот парк мы очень любили. Здесь когда-то носился мой мальчуган под присмотром ворчливого Матти… Это было и уже никогда не повторится. Даже Матти уже много, много лет не был на этих шуршащих аллеях. Как будто отрекся. Как будто его сюда не тянет… А ведь знаю - еще как тянет. Только больно ему. Так же, как и мне, осиротевшей матери…

Стараюсь не думать о запретной теме. А как не думать. Вот старая скамья, с глубокими трещинами.

Мы оставили ее такой, какой она была в те годы, каждую весну подправляем и подкрашиваем. Это любимое место Германа. Он отдыхал здесь. Приходил сюда с книгой или просто так…

Мы осторожно присели. Юрий внимательно посмотрел на меня, ничего не сказал. Да и зачем? Все уже сказано, нового не придумать.

Я давно знаю - Герман погиб не зря. Жизнь есть жизнь. Ради нее мы трудимся, совершаем подвиги. И умираем, чтобы уступить место новым поколениям.

Жизнь хороша, слов нет. Особенно теперь, когда человечество избавилось от тяжких пороков прошлого. Только будь человеком! Только трудись! Только гори сам и зажигай других! И мы трудимся, и стараемся, и прекрасно горим, воздавая дань всем борцам прошлого за сегодняшний день.

Жизнь каждого из нас - подвиг. Юрий и его товарищи осваивают космос. Матти Рану открывает новое в науке. Я воспитываю ребят. Каждый рабочий, каждый деятель науки и культуры ежечасно совершает подвиг. Потому что всего себя, без остатка, отдает любимой работе, ищет новые пути совершенства, трудится для всех. Этот подвиг - огромное счастье!

И ни один из ныне живущих не усомнится в нем, не откажется от такой прекрасной судьбы…

И я говорю: да здравствует наше прекрасное время! Спасибо жизни, что не обошла ничем, и я узнала все, что должно узнать каждому человеку. Тысячекратно я произнесу «спасибо» и не покривлю душой.

И если защемило в душе - то от иных потерь, и если захлестнуло безволие - от иных причин. Мы ведь живые люди. Думаем и чувствуем по-человечески…

Нет, не может человек оставаться один!

- Юра, - сказала я. - Если ты хоть чуточку меня любишь - возьми и меня с собой!

- Я думал об этом. - Он ласково обнял меня.

- Срок настолько большой, что…

- Да, мы можем не увидеться.

- И ты легко говоришь! - У меня выступили слезы, все затуманилось, задрожало.

- Разве легко, - вздохнул Юрий. - Я завтра же пойду и откажусь от полета.

- Ты с ума сошел!

- Иного выхода не вижу.

- Но я же предлагаю: возьми меня!

Юра покачал головой.

- Перегрузки настолько большие - не выдержишь… Матти это понимает.

- Ну и пусть. Одной не легче.

Мы поднялись и пошли к реке. Ощутимо пахнуло прохладой.

- Я поговорю с Матти, - сказала я. - И вместе с ним - к тебе… Превращусь во что угодно, лишь бы к тебе, лишь бы всегда с тобой!

- А вдруг что-нибудь не сработает? - с тревогой произнес Юра. - Опасно…

- Лучше честно признайся: не хочешь, чтобы я оказалась на Ионе… Ведь там Ина… - Последние слова вырвались неожиданно. Я старалась не думать об этом, тем более совсем не хотела хоть в чем-то упрекнуть Юрия.

Он резко остановился, пристально посмотрел мне в глаза и с досадой сказал:

- Ну зачем же путать большую симпатию с любовью. Я же объяснял!.. По-настоящему я люблю только тебя. Слышишь - только тебя! Вот такую земную-преземную! Ведь то, что моим первым другом на Ионе стала женщина, - всего-навсего случай. В своем ближайшем окружении, в той микросреде, в которой я находился, она заметно выделялась - и умом, и воспитанностью, и душевными качествами.

Однако я не переставал себя чувствовать землянином. Ведь мы намного совершеннее. Этот контраст неотступно следовал за мною, я постоянно был дома, на Земле… Рядом с тобой.

Я уткнулась Юрию в плечо и не смогла сдержать слезы. Он обнял меня и, словно в каком-то возвышенном оцепенении, замер…

Потом мы спустились к самой воде. Закат густо отражался в небыстром течении, и алые струи неспешно кружились и шлепались пенистой волной о глинистый берег.

Донеслись голоса и музыка.

- Космический вальс, - улыбнулся Юра, и мы прислушались.

Волнующая мелодия стала приближаться, и я как будто впервые различила столько оттенков и удивилась. Нежные звуки, как многоцветная мозаика, рисовали в воображении невиданную картину, в которой был не только безграничный простор, но и обозначенный тенью объем - все имело свою неповторимую форму, светилось, проступало блестками, пряталось в темноте. Едва уловимые границы и зыбкие переходы усиливали необычное впечатление, хотелось лишь удержать в сознании этот сложный красочный мир, побольше побыть в нем, подышать воздухом неведомых полей, побродить по далеким душистым лугам с незнакомыми цветами… И еще одному я вдруг удивилась: ведь это сама жизнь - звуки, трепетные, пронзительные, собираются воедино и организуются в живое единство едва ощутимым сердцебиением - да-да, я слышу: бьется сердце! - и все дышит, все движется, все пронизано смыслом и глубокой радостью…

Мелодия постепенно удалялась, она словно пряталась где-то в зарослях тальника, когда же исчезла совсем и у наших ног опять зашлепала речная вода, Юра печально вздохнул.

А мне стало хорошо и удивительно спокойно.

Good morning - доброе утро.

Goodbye - спокойной ночи.