Алан Фостер - Чужой-3 (перевод А.К. Андреева)

Капрал десантно-космических войск оказался мертв. Никаких признаков жизни не было и у несчастного ребенка. Андроид — не в счет. Эндрюз немного успокоился. Стало быть, оставалась одна женщина. Ну и хорошо. С ней одной хлопот не оберешься.

Кто-то доложил, что коммуникатор принял ответное сообщение. Оставив аварийно-спасательный корабль и все его содержимое на попечение других, начальник колонии вернулся в свой кабинет. Он был крупным, подтянутым, сильным и решительным мужчиной лет под пятьдесят. Не будь он таким, его никогда не направили бы на Фиорину.

Ответ оказался еще более кратким, чем посланный Эндрюзом рапорт:

ФУРИЯ 361 — ИСПРАВИТЕЛЬНО-ТРУДОВАЯ

КОЛОНИЯ КЛАССА С 1237154

ОТ: СЕТЬ КОСМИЧЕСКОЙ СВЯЗИ 01500 -

УЭЙЛЕНД-ЮТАНИ

ВАШ РАПОРТ ПОЛУЧЕН

Вот это да! Не веря своим глазам, Эндрюз уставился на экран коммуникатора, но ничего нового на нем так и не появилось. Никаких предложений, никаких запросов о дополнительной информации, даже никаких витиеватых и бессмысленных бюрократических фраз. Ни одобрения, ни критических замечаний. Почему-то начальник колонии ожидал большего.

Разумеется, он мог бы отправить еще один рапорт, потребовать разъяснений, но только его начальники скорее всего сочтут это непозволительным расточительством и все расходы удержат из его же зарплаты. Они же ответили, не так ли? Вроде бы ответили, а вроде и нет. Начальнику колонии ничего не оставалось, как действовать на свой страх и риск и… ждать.

Еще один сон. Во сне чувство времени теряется, в кошмарах события могут происходить в самой нелепой последовательности. Сны могут быть близкими к реальности или совершенно фантастическими, но почти никогда человек не видит во сне часы.

Держа в руках тяжелое двуствольное оружие — огнемет с импульсным карабином, она осторожно подошла к капсулам для гиперсна. Беглого осмотра оказалось достаточно, чтобы убедиться, что все три обитателя капсул на месте, никто их не трогал, никто не потревожил их сон. Вот разорванный надвое Бишоп. А здесь Ньют; глядя на ее тонкие детские черты, невозможно было поверить, что совсем недавно девочка невольно едва не стала жертвой невероятно жестоких событий. В третьей капсуле спокойно спал умиротворенный Хикс. Она нерешительно подошла ближе — прозрачная крышка капсулы не сдвинулась, глаза Хикса остались закрытыми.

Подозрительный звук заставил ее резко повернуться. Она щелкнула тумблером на боковом щитке своего комбинированного оружия, а палец одновременно вдавил кнопку спускового устройства. Оружие лишь негромко щелкнуло — и все. Она снова попыталась выстрелить. Один из стволов выбросил короткий, не длиннее пары дюймов, ленивый факел, который тут же погас.

Она в панике проверила уровень напалма, магазинную коробку, спусковое устройство, все, что можно было осмотреть, не разбирая оружия. Вроде бы все было в порядке. Оружие должно стрелять, не может не стрелять…

Что-то неведомое было близко, совсем близко. Ей снилось, что она отступает, осторожно пятится, стараясь укрыться за прочной стеной и одновременно на ощупь выискивая неисправность в огнемете. Неведомое было рядом. Это она знала точно. Ее пальцы судорожно бегали по так не вовремя закапризничавшему оружию. Наконец она нашла неисправность, в этом она была уверена. Еще хотя бы минуту — это все, что ей было нужно. Вот здесь перезарядить, снова установить прицел, и оружие будет готово к бою. Полминуты. Она случайно бросила взгляд вниз.

Под ее ногами лежал хвост чужой твари.

Она закричала, бросилась куда-то. Оказалось, прямо в объятия поджидавшего ее чудовища. Она попыталась отгородиться от этой чужой твари оружием. Но одна кошмарная, невероятной силы лапа уже схватила оружие и согнула оба ствола, а другая потянулась к ней. Она барабанила кулаками по осклизлой груди твари. Бесполезно, теперь все бесполезно.

Тварь развернула Рипли и швырнула ее на ближайшую капсулу для гиперсна. Рипли хотела было подняться, но чудовище снова отбросило ее. Рипли прижалась лицом к холодному, бесчувственному стеклу. Под стеклом лежал Хикс; он открыл глаза и широко улыбнулся.

Рипли закричала.

Лазарет размещался в небольшой, почти пустой комнате, которая примыкала к куда более обширным помещениям госпиталя, рассчитанного на ежедневный прием нескольких десятков пациентов. Но этими пациентами должны были быть горняки, которые уже давно покинули Фиорину. Много лет назад наиболее богатые месторождения истощились, бесценную руду отправили к Солнечной системе, а вслед за рудой потянулись домой и горняки. Теперь здесь работали только заключенные, а им такой просторный госпиталь был ни к чему.

Поэтому из госпиталя забрали все, что представляло какую-то ценность, а небольшое хирургическое отделение передали колонии. Так было дешевле. Небольшое помещение проще обогревать, не нужно расходовать уйму денег и энергетических ресурсов. Что касается заключенных, хозяева всегда старались сэкономить на чем только можно.

Нельзя сказать, что заключенным совсем ничего не оставили. Для небольшой исправительно-трудовой колонии оборудования и медикаментов здесь было больше чем достаточно. Компания могла позволить себе такую щедрость. Кроме того, перевозка даже самых необходимых материалов в удаленные уголки галактики обходилась очень дорого. Было разумнее оставить что похуже на Фиорине и таким образом завоевать репутацию добрых руководителей, занимающихся чуть ли не благотворительностью. Это тоже своего рода реклама, а хорошая реклама дороже любого оборудования.

Лазарет славился не только оборудованием, но и своим хозяином Клемензом. Как и некоторые медицинские приборы, он был слишком хорош для Фиорины, хотя в этом было бы нелегко убедить всякого мало-мальски знакомого с его делом. Впрочем, сам Клеменз и не стал бы никого убеждать. Как бы то ни было, заключенным, можно сказать, повезло, что он у них был, и они это понимали. Большинство из них вовсе не были тупицами, скорее оказались негодными людьми. Подобные личности иногда становятся выдающимися дельцами или столпами общества, а иногда, озлобляясь, скатываются на дно и деградируют. Если деградация личности не затрагивает окружающих, то такого человека на густонаселенных планетах, таких как Земля, лечат или изолируют от общества.

Если же озлобленность прорывается наружу и от нее страдают невинные люди, то такого человека отправляют куда-нибудь подальше. Например, на Фиорину. Клеменз, как и многие другие, слишком поздно понял, что его жизненный путь настолько отклонился от нормы, что может завести его сюда.

Женщина пыталась что-то сказать. Ее губы зашевелились, она выбросила руки вверх, то ли отталкивая что-то от себя, то ли упираясь во что-то. Клеменз наклонился, почти прижался ухом к ее губам, но разобрал лишь нечленораздельные гортанные и булькающие звуки, будто неведомое существо поднималось из таинственных глубин к поверхности моря.