Лэнс Паркин - Доктора Бесконечности

Умирающая звезда.

Несомненно, должны быть писатели, способные передать величие этого увядания, его огромный масштаб. Поэт, возможно, смог бы выразить ощущения человека, вызванные таким зрелищем, подобрать слова новым эмоциям, охватывающим его тут. Быть может, он бы снизошёл до физического описания окружения наблюдательной площадки, и отметил бы, что всё выглядело иначе в свете вечерних звёзд, став либо ярко-красным, либо глубокой чёрной тенью. В этом образе могло бы найтись место для философии или морали, — думал Омега. Он этого не знал. Он был инженер, а не поэт, и прибыл сюда по делу.

Одетой в перчатку рукой он провёл рукой по обоим ящикам. Их замки и защёлки нетерпеливо тарахтели. Он чувствовал, как они сияют внутри. Они были такие красивые, такие сложные. Они были детьми в утробе, близнецами, с множеством возможных судеб. Омега создал их, построил ящики, которые внутри были больше, чем снаружи, снабдил их базовыми программами, задал параметры работы и возможности, и позволил им потреблять энергию и данные. Никем не наблюдаемые, Руки превзошли ограничения технологий. Даже Омега уже не знал, чем они являются, он не мог об этом узнать, не уничтожив их потенциал. Что бы в этих ящиках ни находилось, оно могло быть бесконечным, оно могло быть чем угодно.

Их мысли коснулись его мыслей, проходящая сквозь эпохи связь родителей, детей и возлюбленных. Им всегда было холодно, хором говорили они ему, они всегда знали свою судьбу.

— Сегодня нужно было жить историей, — подумал Омега.

— А что насчёт завтра? — спросили они. — Это было не завершение, это было начало.

— Кто знает, чем это всё завершится? — спросил Омега вслух, и его слова зазвучали эхом.

Они знали. Сказать ему?

— Пора.

Его сознание связалось с капитанами других кораблей флота. Они стояли на капитанских мостиках своих звездоколов, готовые следовать за ним. Не было времени ни на нерешительность, ни на гордость. Сомнений не было. Был только План, и он начинался единственным словом.

— Открыться, — сказал он.

Крышки ящиков откинулись, и комнату наполнили тонкие лучики света.

— Отправляйтесь.

И они отправились, кружась спиралью друг вокруг друга, распевая песню, похожую на дельфинью.

Другие могли за ними следить, могли наблюдать за их движением. Омега довольствовался наблюдением сквозь тёмные окна и затенённое стекло своего шлема. Две точки света, яркие даже на фоне поверхности звезды. А затем они исчезли: нырнули в фотосферу, в зону конвекции, в огромную лучистую зону, двигаясь к ядру.

У него в наушниках раздался шум:

— Компьютер сообщает, что звезда достигла точки коллапса.

— Активизировать стазисное гало, — не задумываясь, прореагировал Омега.

Он чувствовал, как активизируется гало, защитное поле, обеспечивающее состояние милосердия корабля, отделявшее его от остального пространства и времени.

Когда Ккаба была молодой, её вес в двадцать раз превышал вес галлифрейского солнца. Огромный вес звезды давил на её центр, и она должна была коллапсировать… но давление выдавливало из водорода ядра энергию, и эта энергия расталкивала звезду, удерживая её вес. В свои лучшие дни эта звезда светила в пятьдесят тысяч раз ярче, чем солнце Галлифрея. Но она горела так интенсивно, что за десять миллионов лет преобразовала всё своё водородное топливо в гелий. Она остыла, потеряла энергию, и её внутренности начали сжиматься. Это ещё сильнее повысило давление, загорелся гелий, звезда вздулась и потемнела. Горение гелия продолжалось миллион лет, и когда гелий в ядре закончился, звезда прошла через ряд всё более быстрых изменений. Преобразование углерода в неон, магний, и кислород поддерживало её десять тысяч лет, а затем горение неона не давало ей умереть ещё лет десять. Кислорода хватило на четыре года. Остался лишь один вид топлива — следы кремния. Когда Ккабу нашёл Омега, она всего неделю прожила на ядерном синтезе кремния, но он уже почти заканчивался. С тех пор ядерные процессы не прекращались исключительно за счёт галлифрейской технологии. За счёт Рук Омеги.

Омега уже чувствовал это. Что это, интуиция? Или это Руки ему сообщают? Он слышал, как набирает мощность двигатель его корабля.

Всё шло по плану.

Всю историю звезды энергия, излучаемая из ядра наружу, уравновешивала гравитационную силу, направленную вовнутрь. Было равновесие, стабильность. А теперь в ядре не осталось ничего, что могло бы послужить топливом. Остались только железо, кобальт, никель — все они слишком стабильные, чтобы запустить реакцию. Последние молекулы кремния превращались в железо, и звезда умирала. За миллионы лет ядро сожгло большую часть своей массы, и сейчас было жалким остатком того, чем оно было раньше, поперечником всего лишь около полутора миллионов километров.

Три десятые секунды спустя диаметр ядра был уже десять километров.

Энергия этого сжатия была колоссальной. Большая её часть выделилась в виде тепла и света, интенсивность которых была достаточна для расщепления атомных ядер. Узы, удерживающие протоны, электроны, и нейтроны вместе в виде атомов и молекул, развалились. Эти базовые кирпичики вселенной начали вести себя иначе в этой новой, странной среде. Крохотные электроны прижимались гравитацией друг к другу и образовывали нейтроны. Обычно нейтроны образовывали ядра атомов. Здесь же, в новом равновесном состоянии ядра, от ядра осталась лишь сфера плотно сжатых нейтронов поперечником сто километров, но с массой в два раза больше, чем у Солнца.

Стазисные гало были неисправны.

Сообщения об этом шли отовсюду. Он слышал это по телепатической связи вместе с остальными, слышал крики экипажа в интеркоме, чувствовал своими инстинктами.

Давление в сердце звезды стало настолько сильным, что нейтронный материал сжимался сильнее, чем мог выдержать. Он распрямился, запустив сквозь внешние слои звезды ударную волну.

Он не пропустит этот момент, он будет смотреть. Он выживет, он знал это из Фрагмента. Другие найдут способ восстановить защитные экраны.

Когда ядро прекратило излучать энергию, внешние слои звезды больше ничто не поддерживало. Хотя Ккаба была лишь тенью прежней себя, материала в ней всё ещё было достаточно для создания десятка галлифрейских солнц. И всё это вещество давило на ядро. Внешняя оболочка обрушилась по гравитационному колодцу вниз, к ядру, с четвертью скорости света.

— Зарегистрирован поток нейтрино, — доложил рулевой.

Уже полминуты прошло со смерти звезды.

Стазисные гало не восстановили.

Омега знал, что погибнет. Эта величественная умирающая звезда внезапно стала пастью, в которую он смотрел. Он знал свою судьбу. Он слышал первые искры и приглушённые взрывы, вызванные действием излучения на его корабль.