Ватару Ватари - Моя юношеская романтическая комедия оказалась неправильной, как я и предполагал 8 (ЛП)

– А?

Я не понимал, о чём это он.

Но судя по уклончивости слов, он явно хотел что-то обойти. И я догадался, к чему он клонит.

– Я… в самом деле надеялся на тебя. И хотя понимал, чем всё обернётся, всё равно просил тебя о помощи. Из-за этого…

– Эй.

Не надо больше ничего говорить.

Я перебил Хаяму более жёстко, чем обычно. Не хочу больше касаться того, о чём он говорит. Всё уже кончено и ушло в прошлое, а он готов разворошить старые могилы.

Хаяма и сам, кажется, того не хотел, потому что моментально замолк. И сразу перешёл к заключению.

– Ты должен знать себе цену… И не только ты, но и все вокруг.

– Что ты сказал?.. Ха?

Он меня своими сюрпризами заикой сделает.

– Но это очень непросто… Наверно, можно было найти способ и получше… Но ничего другого я не придумал.

С самоуничижением сказал он, криво улыбаясь. Но потом эта улыбка исчезла, и он посмотрел на меня донельзя печальным взглядом.

– …Наверно, ты до сих пор именно так и поступал. Может, перестанешь приносить себя в жертву?

– …Не путай меня с собой.

Вырвались застрявшие у меня в горле слова. Мой голос эхом отдался в кафе. В нём смешивались раздражение, гнев и немного печали, что замечал только я.

…А-а, я и правда зол. Смешанное такое чувство.

Пусть ты был рядом, пусть ты всё видел, но вмешиваться зачем?

Я просто хотел знать правду. Что Хаяма, быть может, всё понял.

Но нет.

Не смотри на меня сверху вниз и не сочувствуй мне. Не надо меня жалеть.

Хаяма не понимает. Я помог ему, потому что пожалел. Но меня ему жалеть незачем.

Из меня сам собой хлынул поток непонятных эмоций.

– В жертву? Не смеши меня. Для меня это совершенно естественно.

Хаяма молча слушал. И лишь изображал, что впечатлён, что ещё больше меня злило.

– Потому что я всегда один. Если с чем-то нужно разобраться, это могу сделать только я. Это совершенно очевидно.

В моём мире есть только я. И разбираться, кроме меня, просто некому.

– Вот почему мне наплевать на всё, что вокруг меня. Что бы там ни происходило, с этим могу справиться я и только я. Не надо всё неправильно толковать и совать нос не в своё дело.

Мир – это моё эго.

Если решу что-то сделать и у меня не получится, ничего страшного. Но если кто-то посторонний попытается присвоить себе результат, это уже другой разговор.

В истории полно узурпаторов, считавших себя спасителями.

Я зло посмотрел на Хаяму, и он ответил мне таким же взглядом.

В какой-то момент, похоже, сам того не заметив, он сжал кулаки. И вдруг разжал их и опустил глаза.

– Ты… ты помогаешь людям, потому что хочешь, чтобы они помогли тебе, да?

Всё.

Этот парень так ничего и не понял.

Кажется, он считает, что я что-то делаю исключительно ради собственной выгоды.

Но допустим, что Хачиман Хикигая именно таков.

Тогда он не позволит никому вроде него говорить что-то подобное.

Ни я, ни она до сих пор ни перед кем не притворялись.

– Нет.

Я больше не смотрел на него.

Показные доброта и жалость мне не нужны. От подростковой драмы со слезогонкой просто блевать охота.

В такой драме, каков бы ни был её сценарий, всегда есть проигравший. Это неизбежно. Есть вероятность, что в какой-то момент им стану я. И даже Хаяма от такого не застрахован.

Это игра с нулевой суммой. Если кто-то вытянет длинную соломинку, кому-то обязательно достанется короткая. И никак иначе. Даже если ты восторгаешься своей юностью, всего одна ошибка может всё перевернуть с ног на голову.

Хватит навешивать ярлыки на тех, на кого смотрите сверху вниз.

Не надо показывать своё сочувствие. Не надо демонстрировать свою жалость. Вы делаете это только ради себя.

Я подхватил свою одиноко лежащую сумку.

– Хватит выказывать мне своё мерзкое сочувствие. Не смей сам решать, что меня надо пожалеть. От ярлыков одни неприятности.

Выплюнул я напоследок, развернулся к Хаяме спиной и двинулся вниз по лестнице.

Быстро выскочил из кафе и не останавливался, пока не добрался до станции. За мной никто не гнался, но я всё равно почти бежал.

И остановился лишь на парковке, где оставил свой велосипед.

Посмотрел на небо, мерцающее множеством звёзд.

Многие велосипеды валялись на земле, наверно, опрокинутые порывом холодного ветра. Мой лежал в самом низу кучи. И пока я его вытаскивал, с моих губ сорвались слова.

– …Не лезьте ко мне.

Кому они были адресованы?

Я никому не позволю называть это самопожертвованием. Не дам звать жертвой того, кто выбирает самый эффективный вариант из возможных. Это позор. Преступление против того, кто отчаянно пытается выжить.

Чёрта с два я стану жертвой ради таких ублюдков, как вы.

Пусть оно неопределённо, пусть не слышно в моём голосе, пусть не выражается словами.

Но то, во что я верил, определённо было.

Быть может, только оно и объединяло меня с другим человеком.

И этой веры я теперь лишился.

Проводить выходные в безделье – дело обычно, но в эти два дня всё было ещё хуже.

Я дрых до полудня, завтракал, валился на диван, задрёмывал, а когда просыпался, был уже вечер. Ужинал, вяло ждал, пока снова накатит сонливость, и ложился спать.

Так продолжалось два дня, а потом выходные закончились.

Во рту оставался привкус таблеток. Эта горечь и шершавость никак не хотела исчезать.

Ничего не изменилось, и когда настал понедельник. Настроение даже ещё мрачнее стало.

Небо затянули тучи, велосипедную дорожку на пути в школу продувал холодный ветер. Даже давить на педали было тяжелее обычного.

Когда я добрался до школы, потяжелели ноги. В ботинки заползал промозглый холод.

Зато в классе было столько народу, что казалось теплее.

Но всё равно, это из-за погоды тут сегодня такое мрачное настроение? Вроде все на месте, но обычного оживления не чувствуется.

Причина тому наверняка кроется в ядре класса.

Их голоса с задних парт сегодня звучали не столь громко, как обычно.

Даже всегда шумный Тобе старался сдерживаться.

– Хаято, так что там с клубом?

– Посмотрим. Думаю, лучше подойти пораньше.

Голос Хаямы звучал так же, как и всегда. Но лаконичность слов будто натуральным образом заражала всех окружающих.

– Точно, у футбольного клуба выходной же в пятницу был, да?

Мимоходом спросил Оука. Ямато кивнул. Все спортивные клубы занимались на одном стадионе, так что, конечно же, это заметили.

Где-то по ходу разговора переклинило Миуру. – Пятница… – Бессвязно бормотала она раз за разом.

Заметившая эту перемену настроения Эбина хлопнула ладонями по столу и с шумом вскочила.

– Ю-Юмико! О нет! «Пятница» и «понедельник» с одной буквы начинаются, так что я не могу понять, кто из них сверху, а кто снизу!