Сергей Снегов - Сочинения в трех томах. Том 1. Люди как боги

Гиг сбросил экран и опустился около нас.

- Начальник, я возмущен! - воскликнул он, сконфуженно затрещав костями. - Я еще не встречал таких трусов, как здешние деревья. И что за фокусы проделывают здешние реки? Ты мог бы мне объяснить, Орлан, почему шальная речка удрала от меня?

Орлан мог столько же объяснить, сколько я, а я ничего не понимал. Труб по-прежнему кружил над омертвелым лесом, Гиг присоединился к нему, на этот раз без экранирования. Возмущение невидимки скоро превратилось в восхищение. Ему стало нравиться, что все, к чему он приближается, каменеет. Летающий скелет все расширял круги полета, пока не скрылся за горизонтом, Ангел последовал за невидимкой. Я подошел к Бродяге.

Дракон пытался совершить небольшой круг в воздухе, но, тяжело поднявшись метров на десять, снова опустился на пригорочек. Здесь он обессиленно распластался, выдыхая густой дым, устало посверкивал тусклыми молниями. Меньше всего его можно было назвать огнедышащим громовержцем, к породе которых он генетически принадлежал. Я начал сожалеть, что разрешил ему принять участие в нашей рискованной экспедиции. Настроение это переменилось, когда я взглянул в выпуклые, оранжево-зеленые, насмешливые глаза дракона. У Бродяги был чертовски умный взгляд.

- Забавная планетка. Тебе не кажется, что здесь много загадок, Бродяга?

- Только одна, - ответил он.

- Одна? Я назову сразу три: живые реки и деревья, боязнь нас, их мгновенное превращение в камни. Я уже не говорю о том, что камнями становятся даже птицы!

- Только одна, - повторил он. - У меня ощущение, будто я встретился с самим собой - с прежним собой… Я угадываю присутствие мыслящего мозга, но не могу установить с ним связи…

На распластанном крыле дракона сидел Лусин. Я обратился к нему:

- А ты что скажешь о планете?

- Странная, - ответил он, подумав. И, еще подумав, добавил убежденно: - Очень странная!

Времени на размышление не было: Труб нуждался в указаниях, Гиг ждал приказов, все требовали разъяснений. Я сердито сказал Ирине:

- Немного стоят приборы, не способные установить такой простой факт, что живое, а что мертвое на этой дурацкой планете.

Она вызывающе прищурилась. Она вообще не взглядывала, а метала взгляды. Когда ее упрекали, она не оправдывалась, только раздражалась. Ольга не сумела воспитать свою дочь в послушании.

- Ошибаются не мои приборы, ошибочно ваше представление о том, что просто, а что сложно на этой планете! - Я молча разглядывал ее вспыхнувшее гневом лицо. Она сбавила тон: - Разрешите мне слетать на «Козерог», я возьму у Эллона другую модель скафандра, обеспечивающего лучшее экранирование.

- Для невидимок или для нас?

- Для каждого, кто захочет стать невидимым.

- Нет, - резко ответил я. - Я сам возвращусь на «Козерог». Мне надо посовещаться с начальником экспедиции. Вы пока останетесь здесь.

Павел с опаской взглянул на меня и покачал головой. Я удивился:

- Вы недовольны?

- Может быть, лучше нам всем возвратиться, дорогой адмирал? Откровенно говоря, я не хотел бы проводить ночь на этой планете.

- Не понимаю, что вас беспокоит.

Он выразительно пожал плечами:

- В каждом из нас сидит ветхий Адам, любезный адмирал. Мы способны зажигать звезды, скручивать и расправлять пространство, чего, если верить древним, даже боги не умели. Но чуть мы остаемся один на один с природой, в нас возрождаются старинные страхи, мы тогда не больше чем крохотная частица мира, не властелин, а игрушка его стихий.

Меня не убедили соображения о «ветхом Адаме». Планета была диковинна, но разве другим звездопроходцам не встречались небесные тела и постранней? И если я согласился на общее возвращение на звездолет (а это, как доказали последующие события, было самым разумным), то не из сочувствия к ночным страхам Ромеро и тем более не потому, что предвидел будущее, - просто мне показалось излишним вникать в странности хоть и любопытного, но маленького мирка, найденного нами в звездных просторах. У нас были задачи и поважней. Именно так я и доложил Олегу по возвращении на звездолет.

Олег выслушал меня не сводя с лица обычной бесстрастно-учтивой улыбки. Он мог бы и не расспрашивать: все, что мы делали и о чем говорили на планете, транслировалось на звездолеты. И вряд ли следовало вооружаться такой отстраняющей улыбкой. Я намеренно говорю - отстраняющей. Улыбка подобна руке - ударяет, если зла, дружески пожимает, если добра, тянет к себе, если радостна. У Олега она заставляет сидеть на своем месте, улыбка подчеркивает дистанцию. На «Овне», «Тельце» и «Змееносце», которыми командуют Ольга, Петри и Камагин, отношения между капитанами и экипажем сердечней. Я постановил про себя высказать это Олегу при удобном случае. Случай представился немедленно. Я посоветовал созвать совещание капитанов звездолетов и решить сообща, продолжать ли исследование первой обнаруженной нами планеты.

- Но ведь ты считаешь, что делать этого не нужно, Эли. - возразил он.

- Мало ли что я считаю! Я могу и ошибаться. Мнение Эллона по данному вопросу может оказаться поважнее моего. Инструментальная разведка в ведении его группы. Вдруг он предложит что-нибудь поинтересней скафандров, обеспечивающих невидимость?

- Не нужно совещаний. - сказал Олег холодно. - Мы удалимся из этого района.

Тогда я заговорил откровенно:

- Олег, почему ты держишься так отчужденно? Поверь, это не только на меня производит неприятное впечатление.

Он помедлил с ответом.

- Я не должен держаться по-иному, Эли.

- Не должен?

Он рассеянно глядел в угол. Лицо его покинула маскирующая вежливая улыбка. Он был прежний простой и ясный парень, каким я знал его на Земле.

- Эли, я не люблю Эллона, - сказал он.

- Никто не любит Эллона. - сказал я.

- Ты ошибаешься, Эли.

- За исключением Ирины, - поправился я.

- Для меня это достаточно важное исключение, - сумрачно признался Олег. - Мы были очень дружны, пока она не стала работать с Эллоном. Он выдающийся ум, но она уж очень им покорена. И Эллон, особенно в ее присутствии, непрерывно подчеркивает, что я выше по должности, но не по значению.

- У людей столкновения на этой почве невозможны.

- Эллон воспитан в обществе разрушителей, где были сильны ощущения ранга. За одно поколение психологию не переменить, Эли.

- Мы говорим о твоем отношении ко всем, а не к Эллону, - напомнил я.

- Я не могу выделить Эллона среди других. Ты знаешь заповедь звездопроходца, Эли: ко всем товарищам относиться одинаково по-товарищески. Но я не способен обращаться с ним, как с Ромеро, как с Орланом и Грацием. Для меня один выход: ни к кому не показывать особой приязни. Возможно, я не прав, но навязываться Эллону в друзья не буду.

Читать Олегу проповедь о звездной дружбе я не хотел и перевел разговор на другую тему: