Алексей Корепанов - Призрачный сфинкс

– Так потому и «Елисавет»? – сообразил Гусев, выскребая из миски остатки каши.

– Ну да, а ты думал? Там и царицу изображали, Елизавету, и пиво рекой текло.

Гусев недоуменно оторвался от миски:

– Что-то я, блин, не догоняю: так город в честь царицы или в честь святой?

– А хрен его знает, – сказал Саня Веремеев. – Только футболочка явно оттуда. Кто-то, видать, еще провалился – и сразу назад. Значит можно?

– Очередная иллюзия, – буркнул Ральф Торенссен. – С лицом короля Таэля.

Уолтер Грэхем согласно кивнул. Саня, облизав ложку, повернулся к пилоту:

– А что, мало двойников, что ли? Не знаю, как там у вас, в америках, а у нас двойников хватает, сколько раз по телеку показывали: и Ленин тебе, и Сталин, и Леня Брежнев, и Бориска, и Путин, и ваш президент. Чего-чего, а этого добра навалом.

– Но почему именно здесь и именно сейчас? – спросила Элис. – Таких совпадений не бывает.

Саня прищурился:

– Да? А я вот читал в одном нашенском журнале о совпадениях…

– Уж не в «Пороге» ли, Веремеич? – подал голос Гусев.

– Именно, именно, – покивал Саня.

– Фанат «Порога»! – фыркнул Гусев.

– Фанат не фанат, а вот послушайте. То, что запомнил. У какого-то папы римского, в прошлом веке, был будильник. Лет пятьдесят, кажется, звонил в одно и то же время, в шесть утра. А однажды вдруг зазвонил не в шесть, а в девять с чем-то там. Именно в этот момент в другой комнате этот папа римский и умер. Исторический факт. Совпадение?

– А еще? – полюбопытствовал Гусев. Пограничники перестали стучать ложками и с недоумением прислушивались к странному разговору.

– Еще? Пожалуйста. Какая-то тетка из Беларуси пишет. Раз в год ездит к родичам в Москву и лет пять или шесть подряд ей в Минске продают билет в один и тот же вагон на одно и то же место. Но это еще присказка. Соседи по купе всегда оказывались одной семьей: отец, мать и ребенок. И все матери – Татьяны!

Гусев крякнул, а Элис задумчиво сказала:

– Линкольн и Кеннеди…

– Во-во! – встрепенулся Саня Веремеев. – Я как раз про это хотел. Там совпадений – вообще обалдеть можно, все и не упомнишь. И Линкольна, и Кеннеди убили в один день недели, в пятницу, кажется, да, Элис?

Элис молча кивнула.

– Вот. Убийца Кеннеди родился через сто лет после убийцы Линкольна… что-то там еще такое… А! Кеннеди избрали в правительство через сто лет после Линкольна, и президентом он стал тоже через сто лет после Линкольна, год в год. После них президентами становились люди по фамилии Джонсон, и разница в возрасте между ними – тоже сто лет. – Саня нахмурил брови, вспоминая. – Это еще не все, там и другие совпадения, только я уже не помню. Много всякого – чистейшая мистика!

– Фамилия личного секретаря Кеннеди была Линкольн, – подхватила Элис, – а имя секретаря Линкольна – Джон. Человека, который во время избирательной кампании предлагал кандидатуру Линкольна в президенты, звали Джон Кеннеди. У нас обо всем этом много писали.

– Авраам Линкольн умер в вашингтонском театре Форда, – угрюмо добавил Уолтер Грэхем, – а Джон Кеннеди ехал в Далласе в автомобиле, изготовленном на заводе Форда.

– О! – Саня с живостью обернулся к ареологу. – Известные факты, да?

– Бут, выстрелив в Линкольна в театре, бежал и был убит на складе, – присоединился к разговору Торенссен, – а Освальд стрелял в Кеннеди из окна склада, а схватили его в кинотеатре. Забавно, ничего не скажешь…

– Слушайте! – Гусев отставил недопитую кружку и хлопнул себя по коленям. – Мне один из нашего взвода рассказывал, на Балканах. Едет домой с работы на старый новый год, денег в кармане ни шиша – все уже за праздники проедено-пропито, и напряги тогда большие были с зарплатой, – так вот, едет и думает: хоть бы жене и теще по шоколадке, на тридцатник – или сколько они тогда стоили. Вышел из троллейбуса, идет мимо ларьков – холодина, снег, ветер… И видит – прямо на сугробе лежат три десятки, одна возле одной, не шелохнутся, как приклеенные, а народ туда-сюда ходит и словно бы и не видит. Ровно тридцатник, сколько ему и хотелось. Он по сторонам посмотрел, нагнулся, подобрал – вроде, не фальшивые, настоящие. И тут же на них и отоварился, купил шоколадки для любимых женщин. А до этого, говорит, если когда деньги и находил, то копейку или две – не больше.

– Вот так вот, Элис, – сказал Саня Веремеев. – В жизни все что хочешь может случиться, даже самое невероятное.

– Особенно в иллюзорной, – пробормотал Ральф Торенссен.

– А что если это действительно знак? – Сергей обвел взглядом земляков. – Это именно нам знак: мол, сделаете свое дело – сможете вернуться.

– Очень даже может быть, – помолчав, сказал Саня Веремеев. – Почему бы и нет?

– И кто же это такой знак подает? – с легкой иронией осведомился Уолтер Грэхем.

– Тот, кто забросил нас сюда.

Уолтер Грэхем безнадежно вздохнул:

– Значит, Марсианский Сфинкс…

– И не надоело вам про Сфинкса талдычить, ребята? – Гусев обвел взглядом ареолога и пилота. – Попробуйте о нем не думать – всего и делов!

Уолтер Грэхем усмехнулся:

– Все ваши желания исполнятся, если только вы не будете думать о белой обезьяне… Fдинственная деталь: как о ней не думать? Не получится.

– Слушай, Уолтер, а как у тебя с чувством юмора? – спросил вдруг Саня Веремеев.

Ареолог вновь невесело усмехнулся:

– Сейчас – не очень, а вообще было нормально. Сейчас не до юмора. А что?

– А беспричинный страх тебя не мучает? – продолжал гнуть куда-то Саня.

Уолтер Грэхем прищурился:

– Тестируешь на предмет паранойи? Уже тестировали. Результат – отрицательный.

– Ну вот, – удовлетворенно сказал Саня Веремеев. – Паранойей, значит, не страдаешь. И с чувством юмора все в порядке, и беспричинного панического страха нет. Знаешь, бывает такой дефект височной доли мозга, когда юмор не понимают, всего боятся, а главное, – Саня поднял палец, – совершают яркие галлюцинаторные путешествия! А если у тебя все в порядке, значит путешествие это не галлюцинаторное, а вполне реальное, понимаешь?

– Ну, профессор! – изрек Гусев.

А Уолтер Грэхем пожал плечами и отвернулся.

…Основательно подкрепившись и немного отдохнув, вновь оседлали накормленных коней и продолжили путь. Хоть солнце и стояло высоко, но, к счастью, только грело, а не жгло – жарко не было, от воды и от леса тянуло прохладой. Миновали излучину, и Рандер повернул направо, в сторону от реки, ведя колонну вверх по пологому склону, где чащоба чуть редела, и то тут, то там выглядывали из сухого серебристого мха гладкие темные бока камней – это начинался отрог горного хребта, и впереди, скрытый деревьями, находился перевал. Двигаться берегом дальше было невозможно, потому что река превращалась в стремительный поток, стиснутый отвесными стенами узкого ущелья.