Алексей Корепанов - Ворота из слоновой кости

Сулимов и Иванов молчали.

Кононов собирался добавить еще что-то, но в этот миг свет погас, сменившись непроницаемым мраком, таким плотным и безнадежным, какой бывает, наверное, только в подземельях.

Секунду спустя Кононов уже вскочил с кресла, намереваясь броситься к двери, движимый единственной мыслью: выбраться из этого помещения, сбежать от этой расстрельной «двойки» – а там, глядишь, кривая вывезет. Главное – появился хоть какой-то шанс...

Он не сделал и трех шагов, когда во мраке раздался негромкий хлопок – и пахучая теплая волна плеснула прямо ему в лицо.Удушливая волна... Он задохнулся и, не успев ничего сообразить, начал падать... падать... падать...

Холод... Темнота... Темнота... Холод...

Тянулись, тянулись, тянулись бесконечные холодные коридоры, их стены были почти невидимы в темноте, и каждый следующий поворот ничем не отличался от предыдущего... или же этот Бог весть когда начавшийся путь к неведомой конечной точке был на самом деле ходьбой по кругу? Слепцы шагают в пустоте отмеренный им срок от первого вздоха до последнего вздоха, и думают, что беспрестанно движутся вперед, по восходящей, а на самом-то деле просто возвращаются в исходный пункт – и растворяются во всеобъемлющей пустоте, кроме которой и нет больше ничего на свете...

Он не знал, куда и зачем идет по сумрачным промерзлым узким коридорам, и когда и где сделал первый шаг – но продолжал свое монотонное передвижение, потому что откуда-то знал: стоит остановиться – и стены тут же сомкнутся подобно тискам, безжалостно раздавят его кости, и весь этот лабиринт, сотканный из пустоты, превратится в глыбу льда, в ледяной янтарный монолит, в глубине которого навеки застынут его исковерканные, расплющенные останки, сотворенные из той же пустоты...

Он представил себе эту безрадостную картину – и ускорил шаг... Вернее, собирался ускорить шаг, но оказалось, что он вовсе никуда не идет, а сидит на утрамбованном снежном выступе, горит свечка, отражаясь в карманном зеркальце, вдавленном в снежную стенку, и, кажется, кто-то еще находится здесь, рядом с ним, в этой холодной тесной пещере... Чьи-то смутные лица... Чьи-то глаза, в которых отражается огонек прихваченного из дому огарка. Толик? И рыжий Карабан?.. Откуда они здесь, соседские мальчишки, партнеры по дворовым играм? И откуда здесь он?.. И кто он – двенадцатилетний Андрюха Кононов – или сорокалетний Андрей Николаевич?..

Зимы тогда, в пацанские его годы, были снежными, и дворник дядя Вася, расчищая проезд во двор, набрасывал лопатой у ворот, возле старого тополя, целый Эверест – там они играли в «царя горы», а еще прорывали ход в холодные снежные недра и устраивали там, в глубине, целую пещеру...

Но как он оказался в этой пещере из начала восьмидесятых? Причуды все той же пустоты?..

Огонек свечи вдруг раздробился на сотни сияющих осколков, взмывших вверх, словно подброшенных взрывной волной. Однако, если это и был взрыв, те совершенно беззвучный – вокруг стояла тишина, и холодный, совсем не городской воздух вливался в легкие... Белый снег... Черные деревья... Пятнистая луна в окружении истекающих соком звезд... И через несколько мгновений, вдалеке, – знакомый торопливый речитатив. Надвинулся – и удалился...

Шум поезда, промчавшегося за лесом.

Невнятные видения сгинули как обрывки снов при пробуждении, и голова у него была теперь ясной и холодной, подобно зимней лунной ночи.

Он знал, где находится сейчас. Точнее, не знал, а был уверен. «Сейчас» – это значит ночью с тридцать первого декабря две тысячи седьмого на первое января две тысячи восьмого года. В одной стороне – скрытая пригорком турбаза «Щербинино», в другой – березовая роща. А между ними лес и заснеженная дорога. Дорога, на которой он сейчас стоит. Та самая дорога, по которой в эту ночь его, Кононова, родной брат Сергей, сам того не ведая, шел к таинственному шару. Те, сидящие внутри шара, подкарауливали Сергея ради того, чтобы вбить ему в мозги знания о машине времени. Сидели в своем чудо-шаре и ждали...

– Не дождетесь, – сказал Кононов.

Взглянул на упивающееся собственной воистину небесной красотой звездное небо, потом осмотрел себя – и понял, что его опять провели. Потому что на нем была зимняя куртка с блестящими в свете новогодней луны круглыми кнопками-застежками (не помнил он такой куртки в своем гардеробе), и были на нем плотные темные джинсы, а на ногах – высокие, чуть ли не до середины голени, теплые сапоги на толстой подошве. Перчатки защищали кисти рук от «криогенной» температуры, а голову облегал капюшон.

Это обмундирование безоговорочно свидетельствовало о том, что он вновь находится по ту сторону ворот из слоновой кости, откуда прилетают только лживые сны... Если бы он действительно, в реальности, перенесся в прошлое, неведомо каким образом заставив таки заработать персональную машину времени, то стоял бы сейчас голышом на ночном морозце, превращаясь в снежную бабу без ведра и с поникшим подобием морковки... Раздобыть такую одежду здесь, в лесу, он никак не мог.

Правда, оставалась еще слабая надежда на то, что тандем Сулимов-Иванов – или Иванов-Сулимов – все-таки не посвятил его во все детали науки хрононавтики, и на самом деле при перемещении в прошлое одежда, в которой стартует хрононавт, переносится вместе с ним. А значит, его, Кононова, сначала зачем-то вырубили, затем облачили в зимний наряд и запустили в новогоднюю ночь. Отвезли, вырубленного, сюда, к турбазе «Щербинино» – и запустили...

С какой целью?

Предположение это не выдерживало никакой критики – скорее всего, продолжались виртуальные игры – или же вообще окружающее было не чем иным, как предсмертными – а то и постсмертными! – видениями, и он, Андрей Кононов, успешно и безнадежно подыхал сейчас, в данный момент, в адских столичных подземельях, где правили Аид-Сулимов и Гадес-Иванов, единые в двух лицах... Гадес... Оба они гадесы... гады... Просто – гады!

«Да пошли вы все в задницу! – с внезапной злостью подумал Кононов, тыча носком то ли виртуального, то ли реального сапога в податливый снег. – Не все ли равно, в реальности я нахожусь или в иллюзии? Может, вся жизнь наша – иллюзия, майя, сон какого-нибудь упившегося небесного чудовища... Я здесь – значит, вперед, к шару. И если две эти суки сейчас за мной наблюдают – пусть наблюдают! Пусть себе играют, поступать-то я буду так, как я хочу. А хочу я забраться в это шар и пообщаться с марсианами. Поживем среди иллюзий... Собственно, именно в иллюзиях и живем... И хватит терзаться раздумьями и сомнениями, чай не принц датский и не студент Родион... Проще нужно быть, Андрюша, проще, как ребята в боевиках... Нижнюю челюсть выпяти, набычься – и вперед! В мае жить – по-майски выть...»