Алексей Корепанов - Ворота из слоновой кости

– Ну, нормально... – все с той же специфической плавающей интонацией протянул Сергей и уперся руками в составленные вместе лыжные палки. – Служба безопасности! Операция «С Новым годом», да? Не проехать, не пройти. Небось, там, в роще, свой сабантуй устроили.

Междус-собойчик... А, капитан?

– Повторяю: спецоперация, – сухо ответил Кононов. – Присутствие посторонних нежелательно. Впрочем, могу вызвать наряд и доставим вас куда надо для выяснения личности.

– Да ладно тебе, капитан, – в голосе Сергея сквозила нетрезвая обида. – Ловите своих украинских шпионов, а я поползу коньяк допивать. Между прочим, я вас с Новым годом поздравил, а вот вы меня – нет.

– Поздравляю, – сказал Кононов. – Счастья, здоровья и благополучия вам и всем вашим близким, сослуживцам и знакомым. На все времена.

– Ох, спасибо, капитан! – с чувством воскликнул Сергей, вскидываясь от своих палок. – Может, со мной, к нам? Тут недалеко. Куда они денутся, эти агенты спецлс... спелс... тьфу! спецслужб Новой Гвинеи! А у нас там весело, ой-ей-ей!..

– Спасибо, я свое наверстаю.

– Ну, удачи, капитан! – Сергей поправил шапку, покачнулся и, выставив палец, фальшиво пропел: – Если кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет...

– Да-да, – покивал Кононов. – Служба дни и ночи. И в будни, и в праздники.

Он еще некоторое время постоял, глядя вслед неуверенно удаляющемуся к пригорку Сергею – тот то и дело останавливался, оборачивался и махая рукой, и Кононову приходилось махать в ответ, – а потом сунул руки в карманы куртки и медленно направился к дороге.

– Довольны? – на ходу спросил он, адресуясь то ли к Луне, то ли к звездной ораве, но ответа не получил.

«Давайте, играйте, – с ожесточением думал он, затаптывая тянущиеся ему навстречу собственные следы. – Фантазируйте... И я иллюзия, и вы иллюзия, и даже та сивая кобыла, в чьем бреду я сейчас нахожусь, – тоже иллюзия. Да здравствует майя! Мир, понимаешь, труд, майя!..»

...Шар он увидел за первым же поворотом дороги. Огромный снежный ком возвышался среди подлеска, слабо отражая лунное сияние, и в верхней его части, как и рассказывал виртуальный Сергей Мерцалов, медленно мигали огни – красный, синий и зеленый. Их отблески танцевали на снегу, придавая всей картине подлинную новогоднюю праздничность. Было бы совсем здорово, если бы из шара на самом деле появился добрый дедушка Мороз с симпатичной внучкой Снегурочкой... А не уэллсовские страшилища...

Кононов, невольно задерживая дыхание, подошел к самой обочине – теперь его отделяли от шара четыре-пять метров, не больше. Никаких странных ощущений он не испытывал, и не дурманили его голову необычные видения, о которых рассказывал виртуальный Сергей. Необычным был сам этот пришелец из неведомо каких пространств и времен. Ночь... Тишина... И неведомый шар.

Сойдя с дороги и проваливаясь в переливающийся красным, синим и зеленым снег, Кононов вплотную подошел к шару. Снял перчатку и осторожно прикоснулся кончиками пальцев к выпуклому боку, готовый сразу же отдернуть руку – словно перед ним был включенный в сеть утюг. Поверхность шара оказалась холодной, гладкой и твердой – это действительно было вполне материальное образование, а не какая-нибудь проекция.

«Если можно говорить о материальных образованиях в мире иллюзий», – подумал он, а вслух негромко сказал:

– Ну что, ребята, принимайте гостей. Пообщаемся.

То ли от этих слов, то ли почему-то еще обращенный к Кононову бок шара подернулся какой-то дымкой, и Кононову показалось, что там, в глубине, словно бы мигнул огромный глаз. И тут же, в такт, «мигнуло» сознание Кононова.

И не было уже ни новогодней луны, ни звезд, ни леса, ни дороги, а было непонятно чем освещенное пространство, ограниченное со всех сторон вогнутой поверхностью. Кононов понял, что каким-то образом очутился внутри шара, в самом его центре. Он не висел в воздухе, а стоял на чем-то, на какой-то опоре, но эта опора, вполне, кажется, надежная, была невидимой.

Страха он не испытывал, и неторопливо поворачивал голову вправо и влево, стараясь обнаружить хоть какую-нибудь достопримечательность – но тщетно. Ни внизу, ни вверху тоже не оказалось ничего заслуживающего внимание. Абсолютно пустое пространство – и никаких жукоглазых или восьмипалых. Словно он попал внутрь обыкновенной елочной игрушки... хотя нет, не тянул этот шар на елочную игрушку. Просто целлулоидный попрыгунчик для настольного тенниса, от которого трудно ожидать каких-либо чудес...

– Это и все? – разочарованно вопросил пустоту Кононов, откидывая на спину капюшон куртки. – Иллюзия без иллюзий? Как-то уж очень простенько, господа.

Он немного помолчал, словно надеясь услышать что-то в ответ, и констатировал:

– Все понятно. У творцов не хватает воображения.

Почти сразу же вновь возник в его сознании образ огромного мигнувшего глаза, напомнившего чем-то око Саурона из знаменитой экранизации непревзойденного Профессора Толкина-Толкиена, – и он вдруг перестал ощущать собственное тело.

Не было больше окруженной белой сферой пустоты, а было что-то очень знакомое... Выбитые окна... Мечется свет мощных фонарей, выхватывая из темноты разноцветные картинки, фотографии и надписи на стенах... Реклама, опостылевшая реклама... «Лучшее пиво России»... «Увлекательное турне по сталинским лагерям»... «Надежная защита от кариеса»... «Похудеть – это очень просто»... «Только с нами – в Таиланде, Сингапуре, Непале и Вьетнаме!»... Заляпанные кровью сиденья... Изувеченные тела... Кровь... Кровь... Цветные кружки и линии на разбитом стекле... «Киевск...»... «Кузнецки...»... «Измайл...»... Схема метрополитена! Это же метро! Это же изуродованный взрывом вагон! Он несколько раз видел этот вагон в теленовостях, два года назад, в день Хиросимы... Очередной теракт в столичном метро... У дверей лежит мужчина с залитым кровью лицом. Открытые глаза мужчины глядят в никуда и ничего уже не видят – ни здесь, ни там...

Ему было знакомо лицо мужчины. Это был он сам, Андрей Кононов. Мертвый. Погибший два года назад, в поезде метрополитена, в две тысячи шестом...

Кононов, по-прежнему не чувствуя ни рук, ни ног, судорожно вздохнул – и опять «мигнуло» его сознание – словно кто-то включил и тут же выключил свет.

И вновь – лужи крови и изувеченные мертвые тела... Ступени, ведущие на поверхность, усеяны каменной крошкой, у закопченной стены валяется разодранный баян... Вновь реклама на стенах, знакомая реклама... Это подземный переход на Пушкинской, это опять теракт, только не в две тысячи шестом, а раньше... Окровавленный мужчина лежит у самых ступеней, рядом с чьей-то оторванной рукой (на руке поблескивает обручальное кольцо), – и его остекленевшие глаза смотрят в никуда...