Андрей Дмитрук - Смертеплаватели

В покое, куда выше и просторнее прежних, горят не просто факелы — вставленные в кольца стволы старых смолистых деревьев. По четырём углам расписные кувшины ростом с дом: не те ли, где хранится вода для животворных дождей?… Вдоль стен колоннады из квадратных, сплошь покрытых рельефами столбов. Ярко раскрашены выпуклые образы божеств, знаки священного языка. Ещё сочнее, живее краски настенных фресок от пола до карниза, картин, где сплетаются тысячи искусных изображений…

Но не видит Ахав всей этой неземной красоты; во все глаза, по-детски разглядывает он тех, кто на квадратных помостах восседает перед ним. Боги! Они точь-в-точь таковы, как учат ахкины. Вот, в центре, владыка неба и дождей, Ицамна — Небесный Ящер: его шлем сделан в виде головы игуаны с разинутой пастью, между верхними и нижними зубами видно бесстрастное, в глубоких морщинах, лицо древнего старца. Справа от Ицамны сверкает радугой, слепит взор супруга Ящера, Иш-Чель; сидя рядом с ней, благосклонно кивает шелестящими зелёными листьями на темени молодой, пригожий Юм Каш — Хозяин Маиса. Слева, угрюм и жуток, склоняется к вошедшим чудовищный голый скелет, Юм Симиль. Весь он обвешан гирляндами бубенцов; где у живых левое ухо, у Господина Смерть привешена длинная обглоданная кость. Далее, держа в руках исполинский топор, сидит чёрный телом Чаак, тот, что может разделяться на четверых правителей сторон света, с ужасными совиными глазами и носом, перерастающим в живую змею; из-под его верхней губы выбегают и загибаются внутрь клыки, точно у ягуара, — но не два клыка, а целая челюсть!..

— О, властители!.. — шепчет ошеломлённый Ахав, простираясь на холодном кирпичном полу. Ветры всего неба дуют во дворце; облака бродят, рвя и раскачивая пламя гигантских факелов.

Ицамна поднимает дряхлую руку, указывая на стену. Огни вспыхивают мощно, ярко, чтобы лучше осветить сплетение фигур на фресках… Ахав Пек узнаёт великого Кукулькана [44] К у к у л ь к а н («Змей, покрытый перьями кетцаля») — одно из главных божеств майя, чей мифический образ слился с реальным историческим лицом, предводителем тольтеков, в Х веке вторгшихся на Юкатан. У поздних майя — бог ветра и дождя, планеты Венера. Считался основателем нескольких городов и династий правителей. , того, что некогда привёл с Запада предков майя, и вождей трёх главных родов; видит первые поднебесные пирамиды, древние города на росчистях… Постой-ка, а это что значит?! Новый вождь Спасителей протирает глаза кулаками… тщетно! Шевелятся большие и малые фигуры, жрецы и крестьяне, вельможи и воины; слышны слабые крики, бормотание толп, звон оружия. На фресках — жизнь, хоть и видимая неким загадочным образом: взгляд разом охватывает целую страну, с городами, лесами и морским побережьем, но при этом можно различить любую мелочь; чуть напрягшись, выделить, приблизить к себе человека или предмет… И ещё Ахав откуда-то знает, что, начиная с определённого момента, он видит будущее.

Не радуют дни, пришедшие после смерти Жертводателя. Полки движутся навстречу друг другу мощёными гладкими дорогами. Огнём объяты деревни, чад застилает брошенные поля: один правитель бросает своих хольканов против другого, кровью закипает родной полуостров. Растут груды отрезанных голов, зато ветшают храмы, не курится на алтарях душистый копал. Боги отворачиваются от обезумевших людей. За войнами приходят болезни, женщины перестают рожать. Зловонная тина в пересохших каналах, сорняки теснят хилый маис. Запустение…

Вот озверевшие от голода «маленькие люди», ялма виникооб, с ножами и кирками, швыряя камни и горящие сучья, штурмом берут дворец халач-виника. Но мятежи, даже успешные, не могут отсрочить гибель страны. Однажды из сияния Восточного моря выходят крылатые плавучие дома, с них спрыгивают на берег белокожие нелюди. Они в шлемах и панцирях из блестящего металла; на лицах, подобных рыбьему брюху, растёт густая шерсть. Нелюди ведут за собою тварей вроде безрогих оленей, но намного больше и злее. Когда навстречу пришельцам выступают стройные ряды готовых к бою хольканов, выходцы из моря садятся верхом на своих чудищ, и те с храпом, с яростным блеском глаз бросаются вперед, сшибая и топча воинов майя. А шерстистолицые всадники мечут на скаку гремящие молнии…

Уже одних этих предвестий, показанных Ахаву, было бы достаточно, чтобы наполнить горем самую крепкую душу. Но Спаситель постиг и нечто более страшное: будущее уже настало! Сотни катунов промелькнули на земле за те мгновения, пока он, оставив своё растерзанное тело, совершал путь к небесам.

Окончилось время майя. Батабы и ахкины, знать и простой люд, царапая землю под бичами нелюдей, вырывая руду из недр земных, слились в единую массу и перестали существовать. Их женщин брали шерстистолицые, и каждое новое поколение рождалось всё менее похожим на народ Кукулькана. Малые племена затаились в неприступных горах, города же пали и заросли дремучим лесом.

Отвернувшись от одной из ужаснейших фресок, где показаны были чужаки в чёрном, с крестами на груди, перед надменным храмом своих богов сжигавшие на костре нагих майя, — Ахав воззрился на Ицамну, на его безмолвных соседей. В груди Спасителя словно опять саднила глубокая рана, сгустки запёкшейся крови не давали вздохнуть… Трещали и точили пылающую смолу факелы. Скорбно молчали ветхие Жертвы, теснясь за спиной своего предстателя.

— Близится время величайшего из великих жертводаяний, — вдруг отверз уста Небесный Ящер; голос его был старчески глух, и во рту явно отсутствовали зубы. — Тебе надлежит совершить его…

О, вечная слава небес!.. Словно тёплая вода летнего ливня хлынула в грудь Ахава, размывая кровяную пробку. Он ждал этого. Он был благодарен.

— Будешь разъят заживо на сотни частей, дабы из каждой восстал затем человек твоего народа. Из головы твоей возродятся вожди и жрецы, из ступней — землепашцы; кости станут домами и храмами, волосы — посевами маиса. Вновь явится на земле твой город, полный жителей…

— Но до того, как это случится, — подобно флейте после хриплой трубы, вступила Иш-Чель, — ты должен напрячься и вспомнить всех, кого знал при жизни. И лица их, и одежду, и жилища… как они говорили, ходили, ели, делали свою работу. Вспоминай врагов и друзей; и тех, кого видел только один раз, вспоминай тоже… Всё это — люди твоего народа. И все они должны возродиться из частиц твоей плоти…