Олаф Стэплдон - Сириус

Общий интерес льстил Сириусу. Результат оказался весьма нездоровым. Как и следовало ожидать, пес вообразил, что его миссия — просто быть собой и позволить человечеству почтительно изучать его уникальную личность. От смирения, раздавившего его при первом посещении библиотеки, он метнулся к самодовольству. Слухи о Сириусе распространялись, и все больше людей искали знакомства с ним. Томаса засыпали приглашениями люди, не принадлежавшие к избранному кругу, но прослышавшие о чудо-собаке и желавшие увидеть ее воочию. Прохожие, завидев Сириуса на улице, глазели на него и перешептывались.

Томас строго советовал псу не гулять одному во избежание новых покушений. Ученый так опасался похитителей, что даже позволил себе намекнуть: мол, если его драгоценный питомец не согласиться гулять только в сопровождении человека, его могут и запереть в лаборатории. Угроза, разумеется, взбесила Сириуса, и Томас понял, что, выполнив ее, он может не надеяться больше на добровольное сотрудничество. Ему только и оставалось, что нанять сыщика, который, стоило Сириусу выйти из дому, следовал за ним на велосипеде. К этому господину Сириус отнесся без приязни, но с юмором. «Он со своим велосипедом вроде жестянки у меня на хвосте». Пес прозвал своего телохранителя «старой жестянкой», и охотно забавлялся на прогулках, удирая от спутника или заводя его в неловкие положения.

Вопреки первоначальным намерениям, Сириус провел в Кембридже весь первый семестр. Он часто тосковал по дому в Гарте, постоянно мучился головными болями, хворал, но не мог отказаться от соблазнов новой жизни. Впрочем, несколько раз он обращался к Томасу с просьбой о смене места, однако тот не хотел прерывать опытов, а сам Сириус так уютно устроился, что не нашел в себе сил настаивать.

Очень скоро подошло время зимних каникул, и пес с Томасом, Элизабет и Плакси возвратился в Гарт. Первый же раз выбравшись в горы, он обнаружил, что прискорбно размяк, и после того не жалел времени, чтобы снова войти в форму для дальних охотничьих вылазок.

Весенний семестр принес ему меньше радости. Блеск Кембриджа начинал тускнеть, и Сириус все больше тревожился о будущем: тем более, что Кембридж действовал на него как наркотик. Удовольствие ослабело, однако новая жизнь проникла к нему в кровь и стала необходимостью. Прибыл он в Кембридж мускулистым и крепким: анатомический рисунок мускулов. Жизнь без движения и избыток деликатесов в гостях у восторженных поклонников изнежили пса и покрыли его тело слоем жирка. Плакси, встретив его на улице, однажды воскликнула:

— Боже, каким ты стал самодовольным и жирным, да и пыхтишь как пекинес!

Это замечание сильно огорчило пса.

Физическая деградация сопровождалась и умственной — он понемногу опускался до сочетания супер-комнатной с супер-лабораторной собачкой. Он стал капризен и эгоистичен. Однажды он не поладил с помощником Томаса — Макбейном. Тот подготовил аппаратуру для очередного опыта над обонятельным восприятием собаки, а Сириус заявил, что сегодня не в настроении для столь утомительной работы, что у него развилась гиперчувствительность к запахам и ему нельзя перенапрягаться. Макбейн напомнил, что отказ от опыта означает напрасно потраченные часы на подготовку. Сириус закатил истерику, скуля, что его нос важнее нескольких часов рабочего времени Макбейна.

— Господи! — воскликнул ученый, — настоящая примадонна!

Томас и удивлялся, и радовался тому, как Сириус устроился в новой жизни. Казалось, пес перерос романтические мечтания и примирился с ролью неотъемлемой части лаборатории. Однако во втором семестре Сириус, наружно по-прежнему наслаждаясь работой, в глубине души все больше тревожился и бунтовал, чувствуя, что такая спокойна, беспечная жизнь — «не для него».

Прежде всего его мучил недостаток физической активности. Порой пес отгуливал несколько миль рысцой по прогулочным дорожкам, но при этом скучал, да и мысль о верном телохранителе на велосипеде его угнетала. Заставить себя бегать ежедневно он не сумел, и оттого страдал запорами и приступами хандры. Его все сильней мучила ностальгия по пустошам с их туманами и густым запахом овец, по трудной работе и простым победам. Он с любовью вспоминал Пага, который казался ему куда реальнее донов и их жен.

Смутно он сознавал свое моральное падение. Ему все труднее было заставлять себя заниматься чем-то против воли. Не то, чтобы он стал вовсе неспособен к умственным усилиям: интеллектуальную работу он пока исполнял довольно скрупулезно — но ведь она ему нравилась. А вот сдерживать обычные эгоистичные позывы в отношении с двуногими ближними удавалось не всегда. И все труднее становилось здраво оценивать самого себя.

Приведем для примера проблемы с суками. Те немногие суки, что встречались ему на улицах Кембриджа, были для Сириуса слишком мелкими, и к тому же хозяева усердно отбивали у них естественные ароматы, отчего потенциальные любовники воспринимали этих собак как вонючих старух. Сириус потребовал, чтобы Томас, раз уж в Кембридже совсем нет условий для занятий любовью, обеспечил его привозными подругами. Не ожидает ли тот, что здоровый молодой пес, лишенный секса, сохранит душевное равновесие? И ему стали поставлять привлекательных молодых сук — в подходящие моменты доставляли их в его помещение, рассматривая все это как сложный и долговременный эксперимент с участием Сириуса. Кстати говоря, лаборатория проанализировала химический состав запахов, которые возбуждали пса, и довольно успешно подбирала соответствующих самок. Но они не утоляли, а только разжигали его аппетит. Сириус чуть не каждый день получал себе суку, и всегда оставался неудовлетворенным. Он становился все переборчивее и ненасытней. Томас советовал ему взять себя в руки, чтобы не истощать сил, потребных для интеллектуальной деятельности. Сириус соглашался, но обуздать себя не мог. В его любви появились ноты садизма. Однажды поднялся страшный шум, когда он при случке вонзил зубы в шею суки.

Этот инцидент, кажется, напугал и самого Сириуса. Он переменился: страшась поднимающихся в нем темных сил, сделал отчаянную попытку собраться. И твердо решил немедленно покинуть Кембридж, вернуться на время в Уэльс, к овцам. Томас нехотя согласился, что так будет лучше, но заметил, что для исполнения обычной пастушеской работы его питомцу понадобится не одна неделя усердных тренировок. И был как нельзя более прав. Томасу пришлось бы просить Пага принять к себе пса на месяц просто как гостя. Этот план постоянно обсуждался, однако Сириус почему-то не мог согласиться на столь унизительный для него вариант.

За неимением лучшего, он просто остался в Кембридже до конца семестра. На пасхальных каникулах он вернулся в Уэльс, чтобы как следует подготовиться к пастушескому сезону в Кумберленде. К сожалению, для него не нашлось подходящего места, и после каникул Сириус вернулся к соблазнам Кембриджа.