Владислав Крапивин - Голубятня на желтой поляне. Роман-трилогия

Я очень разозлился. Скомкал захрустевший диплом и закинул в кусты. И тогда из кустов появился ещё один клоун. Вышел легко, незаметно как-то, даже веточки не шелохнулись. Он был в жёлто-красном балахоне и в маске. Маска - такая весёлая рожа, губы растянуты в широченную улыбку и похожи на жирный красный полумесяц.

- Это ты Геля Травушкин? - спросил клоун воркующим голосом из-под маски.

- А что вам надо? - ощетинился я. Потому что хватит с меня шуток.

- Тебя надо, голубчик! - обрадовался он. - Пойдём.

- Куда?

- За подарком, конечно!

Он взял меня за локоть красной плюшевой перчаткой. Я вздохнул и пошёл. Стало жаль диплом, но тут же я подумал: «Потом найду и разглажу».

Клоун повёл меня по узенькой заросшей аллейке. Идти по ней вдвоём было тесно, царапались ветки, но я стеснялся сказать «отпустите». Мы пришли к старой кирпичной будке, вроде водокачки. Клоун толкнул дощатую дверь и промурлыкал:

- Входи. Здесь подарочная кладовая.

Окон в будке не было, у потолка сияла белая лампа. Под лампой блестел обитый металлом длинный стол. А на его дальнем краю стояла… Вот это да! Там стояла серебристо-голубая модель марсианского шагающего вездехода «Кентавр-супер»!

Не игрушка, а именно модель. Копия. Большая, в полметра высотой. Я такую видел в Музее Звёзд, когда ездил на экскурсию в Южный Пояс городов.

Клоун подтолкнул меня к столу и шелестящим голосом сказал:

- Она твоя… Она управляется мыслью. Вернее, импульсами желаний. С помощью этих приборов. - И он ловко надел мне на запястья широкие кожаные браслеты. На браслетах оказались чёрные металлические диски размером побольше часов. Тяжёлые…

- Пойдём, Геля Травушкин…

Клоун усадил меня на табурет напротив модели. Придвинул к самой кромке стола - так, что я упёрся в неё грудью. Руки мои он вытянул вперёд и положил на стол. Диски на браслетах звякнули о металл.

Стол был холодный. На голых руках сразу высыпали пупырышки. Металлический край леденил грудь сквозь рубашку. Я вздрогнул и почему-то оглянулся на дверь. Она была закрыта.

- Слушай, Травушкин….

Клоун стоял рядом с «Кентавром». Маска его улыбалась изо всех сил. Было неприятно видеть широкий неподвижный рот, когда слышишь разговор.

- Сосредоточься, Травушкин.

- Холодно…

- Ничего, ничего. Сосредоточься. Прикажи машине двигаться. И она пойдёт!

Я вздохнул, поёжился и сосредоточился. Приказал «Кентавру»: «Иди! Ко мне!» Даже представил, как он идёт.

Но «Кентавр» не двигался.

- Не работает, - сказал я.

- Сейчас, сейчас…

Клоун, подпрыгивая, обежал вокруг стола и опять подскочил к модели. Поднял крышку кожуха.

- А! - сказал он. - Ба!.. Да она без двигателя! Ну… это ничего. Это ведь не беда. Верно, Травушкин? - В прорезях маски странно шевельнулись и заблестели его голубые глазки. Клоун осторожно пошёл ко мне. Встал сбоку. Повторил, воркуя:

- Это не беда, Геля… Ведь у тебя есть и с к о р к а.

Я вздрогнул. Даже дёрнулся назад. Но браслеты прочно держали мои руки на столе. Примагнитились, что ли?

- Пустите! - сказал я.

Клоун прошелестел надо мной:

- Но ведь искорка есть?

- Какое вам дело?! Она не для этого нужна!

- Она совсем не нужна, - возразил Клоун. - Тебе не нужна и твоим приятелям. Подари её нам.

- Кому вам?

- Ну… мне.

- Зачем?! - крикнул я, пытаясь освободить руки.

- Подари… А мы подарим тебе вездеход. Не такой, а настоящий. Ты будешь ездить на нём в школу…

- Нет! - крикнул я и рванулся изо всех сил. Но браслеты держали мёртво.

- Подари… Мы ничего плохого с ней не сделаем. Просто нам нужен образец.

Я напружинил все мускулы. Пятками упёрся в пол. Дернул руки так, что они чуть не вырвались из плеч. Но браслеты не шелохнулись. И так мне жутко сделалось…

- Пустите меня сейчас же! - отчаянно сказал я и стиснул зубы, чтобы не разреветься.

Он приподнял плечи. Сказал с каменистым хрустом в голосе:

- Разве я тебя держу? Иди, Геля Травушкин… Только подари искорку.

Кто он такой? Сумасшедший? Ампула лежала у меня в нагрудном кармане, под клапаном. Этот псих может её просто-напросто отобрать. Или не догадывается? Или не смеет?

Он будто услыхал мои мысли. Сказал опять с шелестом:

- Ты должен подарить её сам. Только с а м.

- Нет, - выдохнул я, дрожа от страха. И от холода. Стол сделался просто ледяным. Я пошёл на хитрость:

- Что вы, сами не можете сделать, что ли? Есть рецепт…

- Не можем, Травушкин, - прошуршал он, будто песок просыпал. - Что-то мешает. Не тот состав, она же на крови… Геля Травушкин, подари искорку.

- У меня её нет!

- Неправда, Геля. Подари… Это очень просто. Скажи «дарю», и она сама вот сюда… - Клоун протянул мне плюшевую растопыренную лапу. - Одно словечко. Ну?

Он согнулся, наклонился надо мной совсем низко. Я увидел на маске вмятины, царапинки, застывшие подтёки лака. И шевелящиеся глазки - бледно-голубые, с розовыми прожилками на белках. Маска смеялась мёртво и безжалостно.

- Уходите! - заорал я. - Кто вы такой?! Снимите маску!

Он быстро отошёл. Будто испугался.

- Снимите маску! - снова крикнул я.

- Зачем?

- Снимите сейчас же!!

- Это не маска, - сухо сказал клоун. И… я увидел! Угол красного рта у него двинулся. По лаку пробежали трещинки. Нарисованные брови тоже шевельнулись. Или показалось?

Это, наверно, сон!

Клоун протянул руку и с перчатки на стол уронил шмеля.

Я обмер. Я перестал чувствовать холод. Это был шмель-чудовище. Величиной с грецкий орех. Его покрывала свинцово-серая жирная пыль. Шмель приподнялся на мохнатых лапах и пошёл к моей левой руке. Прямо к руке. Он шёл, и лапы его громко скребли по металлическому листу. И обвисшее брюшко скребло. И за ним тянулся маслянисто-свинцовый след.

Я понял, что отчаянно завизжу. И это будет не просто визг, с ним вырвутся слова: «Не надо! Возьмите её! Дарю! Дарю!» И потому я опять сжал зубы - изо всех сил. Хотел зажмуриться, но не смог. А шмель шёл, шёл…

Ну, за что меня так? Что я сделал? Не надо!

Шмель заполз мне на браслет. Я сквозь толстую кожу почувствовал, какой он тяжёлый. Свинцовый… Сейчас он страшной лапой своей ступит мне прямо на руку…

Такой жути не бывает наяву. Я сейчас проснусь! Скорее!..

И грохнули барабаны.

Они ударили за кирпичными стенами, отдалённо и глухо, но шмель съёжился и тяжёлым орехом скатился с браслета.

Клоун тоже съёжился. Отскочил от стола, сел у стенки на табурет. Согнулся, обхватил себя за колени. Я рванулся…

Я рванулся к барабанщикам! К Юрке! Браслеты не держали. Я отлетел к двери, грохнулся об неё спиной. Дверь зашаталась. Я вскочил, трахнул по доскам ногой, они вылетели, и я вылетел за ними.

На солнце! На свободу!