Владислав Крапивин - Голубятня на желтой поляне. Роман-трилогия

Потому что я не раз листал дедушкины атласы и видел на чёрных листах снимки ярких спиральных галактик.

Мы выпустили искорку из ампулы, и она повисла в метре от пола. Никуда не улетала и не двигалась. Мы рассматривали её через линзу со всех сторон: и прямо, чтобы разглядеть спиральные вихри света; и с ребра, когда она делалась похожей на крошечное веретено.

Мы тихо дышали и молчали. Наконец Янка отдал линзу Юрке и прошептал:

- Значит, она галактика…

- Да ну… - с сомнением отозвался Юрка.

Мне стало обидно за искорку.

- Почему «да ну»?

- Такая маленькая…

Янка выпрямился. Сказал негромко, но звонко:

- Почему же маленькая?.. Ребята!.. Для космоса что значит маленький или большой? Космос-то всё равно бесконечный. Верно, Гелька?

Он впервые так обратился ко мне: за поддержкой. Не к Юрке, а ко мне. Я глянул на Юрку мельком, но с победой.

- Да, - сказал я. - Если в космосе бесконечная бесконечность, как с ней что-то сравнивать? Это просто глупо.

- Ну, конечно! - тут же взъелся Юрка.- Ты один у нас умный, в дедушку профессора.

- Юр… - сказал Янка.

- А чего… Я не сравнивал ничего с вашей дурацкой бесконечностью. Я сказал, что эта искорка крошечная, а галактики… сами знаете, какие.

- Мы же не все их знаем, - возразил я. - Знаем только громадные, которые в телескопы видны. А может, они всякие бывают. Может, вот таких ещё больше на свете.

- Это выходит, мы, как Господь Бог, создали целую галактику ? - насмешливо спросил Юрка. Он забрался на верхнюю полку и теперь сидел, качая ободранной ногой.

Глеб взял стекло, опять посмотрел на искорку.

- Едва ли мы её создали. Наверно, просто открыли для себя. Приблизили к себе. Из пространства…

- Как это? - спросил я.

- Вот уж не знаю, «как это», - улыбнулся Глеб. - Тут сплошное космическое колдовство.

- Мало нам нашей Галактики, - сумрачно сказал сверху Юрка. - Начали другие выуживать из космоса…

- Ребята… - Янка всех обвёл обеспокоенными глазами. - Я сейчас подумал… А может, она и есть н а ш а…

- Как это? - опять спросил я.

А Глеб возразил:

- Едва ли… Ты хочешь сказать, что получилась маленькая модель, образец?

«Нам нужен образец», - вдруг вспомнил я Клоуна и обжёгся резкой, болезненной тревогой.

- Ребята! Я хочу рассказать…

- Подожди, - поморщился Юрка. - Пусть Янка объяснит. Как это «наша»?

- Не модель, - сказал Янка. - Просто наша Галактика. Та самая, в которой живём. Она вот, вокруг… - он оглядел вагон, словно был среди космоса. - И она вот. Одна и та же…

Юрка сердито качал ногой. Глеб нерешительно улыбался. Я… я начал догадываться, про что говорит Янка. Потому что про это куча всякой фантастики написана. «Легенда о синем шарике», «Солнышко в ладонях», «Звёзды под микроскопом»… Но не только фантастику я читал.

- В «Технике юных» тоже про это писали, - вспомнил я. - Некоторые учёные считают, будто бесконечно большое и бесконечно маленькое - это одно и то же. Что они где-то в бесконечности сливаются.

- В бесконечности ведь, а не в нашем драном «Курятнике»… - отозвался Юрка.

- Юрик, - сказал Глеб. - Ну, если нам хочется верить, что в наших руках н а ш а Галактика, разве тебе жалко?

Юрка прыгнул с нар. Прямо в лучи вечернего солнца, которое било из-за дальних тополей в раздвинутые двери вагона…

Теперь, когда я думаю про Юрку, я чаще всего вспоминаю его именно таким. Как он стоял тогда в горизонтальных оранжевых лучах. Весь какой-то натянутый, будто каждая жилка в нём звенела, как струны под Янкиным смычком. Он по-прежнему был в форме барабанщика, только без берета, конечно, и без накидки. Блестели галуны и аксельбанты. И глаза Юркины блестели, отражая оранжевое солнце.

- Если это правда о н а, - сказал Юрка незнакомым звенящим голосом, - тогда что? Вы понимаете? Значит, она вся замешана на крови!

Мне на секунду показалось, что лучи стали совсем красными. Даже вздрогнул.

- А разве нет? - тихо спросил Глеб. - Сколько было войн, восстаний и бед…

- Нет, - встревоженно откликнулся Янка. - Это же только на Земле они были, а не во всей Галактике.

- А что мы знаем про Галактику? - усмехнулся Глеб.

- Но скадермены же не нашли ни одной живой планеты. Люди - только на Земле, - сказал я.

- Скадермены… - сердито бросил Юрка. - Ты мне про скадерменов не рассказывай. Я теперь про них знаю больше всех вас. Что они успели открыть? Несколько шариков, не пригодных для людей. А в Галактике, может, миллионы планет с людьми…

Я посмотрел туда, где в стороне от лучей, в полутёмном углу теплилась наша искорка. Миллионы планет в ней? Люди? И может быть, мы сами?

Янка ласково сказал:

- А что плохого, если на крови? Это же не та кровь, которая от войны, а наша, живая.

- Вот я и думаю… Тогда, значит, вся Галактика живая, - сказал Юрка.

- Ну и что, - сказал я. - Пусть.

- Тогда изо всех сил беречь её надо, вот что!

…Её надо беречь, нашу искорку. Вдруг всё, про что мы говорили, правда?

Глеб оставил искорку у себя. Сказал, что незачем таскать её в кармане по улицам. Правильно, конечно, сказал. Сам он остался в вагонедо утра.

…Когда я брёл по вечерней улице к дому, мне казалось, что возвращаюсь я из далёкого и тяжёлого путешествия. Из такого, в какие уходил когда-то Флота Капитан Ратманов. Потому что столько всего случилось за этот день. Но капитаны, когда возвращаются и сходят на берег, вздыхают с облегчением: всё, что было горького и страшного, теперь позади. А я так вздохнуть не мог.

Потому что опять я думал о Клоуне.

Зря я всё-таки не рассказал про Клоуна Глебу и ребятам.

Я даже головой замотал от досады на себя. Но я не смог, не сумел рассказать.

Конечно, причина не в том, что хмыкал и перебивал Юрка. Ведь, если честно говорить, я даже радовался, что он перебивает. Я не решался рассказывать, потому что до конца ничего не знал. Может, всё-таки это был чей-то глупый розыгрыш, и получится, что я трус. Испугался какого-то шмеля (попробуй докажи, какой он жуткий). И ведь, по правде говоря, я чуть-чуть не отдал искорку. Хорошо, что спасли барабанщики.

А может, я всё-таки не отдал бы? Зубы сцепил бы как клещи, задохнулся бы от ужаса, но не отдал бы? Не знаю… Но если не знаю, как рассказывать?

А ещё я смутно боялся, что если разболтаю про Клоуна, он и его сообщники нам отомстят. Я мог бы рассказать о чёткой опасности, а как говорить о неясных страхах? «Опять ты сам не знаешь, чего боишься, Копейкин…»

И ещё была причина. Глупая, конечно, даже стыдно вспоминать, но была. Юрка несколько раз перебивал меня, и наконец появилось чувство: «Ладно, Юрочка! Ты не знаешь, а я знаю. У меня есть тайна, о которой вы с Янкой слыхом не слыхивали!» И страшно, и в то же время гордость какая-то…

Но сейчас, по дороге к дому, я отчаянно ругал себя, что не крикнул там в вагоне: «Да послушайте же наконец, что со мной случилось!»