Нисио Исин - Истории чудовищ (Первая половина)

Больше не мог это слушать.

— Что поэтому, Сендзёгахара?

— …

— Это не так, не так, совсем не так, Сендзёгахара. Я понимаю к чему ты ведёшь, и это бы, конечно, прекрасно окончило всю эту кутерьму, однако я хотел спросить Ошино не об этом. Спасибо большое за все эти цитаты, но я хотел узнать не это, не за этим ты ходила к Ошино, Сендзёгахара.

— Тогда за чем?..

— За этим.

Я сильнее сжал плечи Хачикудзи.

— Я хотел узнать, как её, Хачикудзи, отвести к её маме, только это. С самого начала мне нужно было только это. Мне нет дела до всяких таинственных знаний, которых никто не ведает. Эта бесполезная информация попросту забивает мозги. Важно совсем не это.

Не Арараги Коёми.

А Хачикудзи Маёй.

Я не должен остаться.

Я обязан остаться.

— Ты не понимаешь, Арараги-кун? Этот ребёнок, её здесь нет. Ни здесь, ни где-либо ещё. Хачикудзи... Хачикудзи Маёй-тян, да. Она... она уже умерла. Потому это не нормально, она не одержима странностью, она сама странность...

— И что с того?! — крикнул я.

Крикнул прямо Сендзёгахаре.

— Тут все не нормальные!

— …

И я, и ты, и Ханэкава Цубаса.

Ничто не вечно.

И тем не менее.

— Ой, Арараги-сан, больно.

Хачикудзи заизвивалась в хватке моих рук. Я сам не заметил как слишком сильно сжал её плечи и больно оцарапал ногтями.

Больно.

А затем она продолжила:

— Н-но, Арараги-сан. Сендзёгахара-сан сказала ведь. Я... я...

— Тихо!

Что бы она не сказала, Сендзёгахара всё равно не сможет услышать.

Слышу лишь я.

Но она даже с самого, с самого начала пыталась сказать, что она улитка, пусть и слышу лишь я.

Пыталась изо всех сил, приложила все усилия, чтобы сказать.

А после говорила и ещё.

В самом самом начале, её первые слова.

— Ты не слышала, Сендзёгахара, поэтому я скажу тебе. Первые её слова мне, да и Ханэкаве, были достаточно неожиданными.

«Не говорите со мной»

«Ненавижу вас»

— Понимаешь, Сендзёгахара? Она не хотела, чтобы за ней кто-то шёл, и высказывала это всем, понимаешь, что она чувствует? Если кто-то пытается потрепать её по голове, она кусает руку, мне не понять этого.

Нельзя ни на кого полагаться.

Не могла сказать.

Что она сама такая.

Что в ней странность.

— И хоть мне не понять, но и она и я одинаково прочувствовали, что такое потеряться, что такое быть одному, хоть и по-разному, но прочувствовали. Чувства у нас не одинаковые, но боль одна. У меня бессмертное тело, у неё — странность. То и это. Мне плевать на улиток и потерявшихся коров, даже если она сама скажет, это не изменит ничего. Ты не видишь её, не слышишь и даже не чуешь, но именно поэтому я просто обязан проводить её до мамы.

— Я знала, что ты так скажешь.

Я чуть поостыл и понял, что не надо было так кричать так на Сендзёгахару, да и наговорил всякого бреда... Однако Сендзёгахара и бровью не повела, её лицо нисколько не изменилось.

— Наконец ты показался, Арараги-кун.

— Э?..

— Я, похоже, ошибалась в тебе. Нет, не ошибалась. Я подозревала, или скорее была уверена в этом, и теперь все иллюзии рассеялись. Арараги-кун. Эй, Арараги-кун. В прошлый понедельник из-за моей оплошности я раскрылась тебе... И ты в тот же день позвал меня, Арараги-кун.

Сказал «могу протянуть руку».

Я окликнул Сендзёгахару.

— Если честно, мне не понять смысл, почему ты сделал это. Ты же с этого не получил ничего. Что хорошего в моём спасении для тебя, так почему? Арараги-кун, так может ты спас меня потому, что это была я?

— …

— Но это не так. Не совсем так. Ведь ты, Арараги-кун, просто спасаешь любого.

— Спасаю... Больно сильно сказано. Не преувеличивай. Любой бы так поступил, к тому же, как ты говорила, у меня случайно оказалась похожая проблема, и я знаком с Ошино...

— Даже если бы у тебя не было похожей проблемы, и ты не знал Ошино-сана, разве ты не поступил бы также? По словам Ошино-сана, так бы и было.

Что он ей там наболтал?

Как обычно накидал с три короба.

— По крайней мере, не думаю, что я подошла бы и окликнула незнакомую девочку, которую уже второй раз вижу перед стендом с картой.

— …

— Когда ты долго один, начинаешь думать, что ты особенный. Когда ты один, ты не такой как остальные. Только это не так. Это смешно. За те два года, что я повстречала странность, на самом деле несколько людей всё же прознали о моей проблеме. Но в конечном счёт таким, как ты, был лишь ты, Арараги-кун.

— Ну, я это всего лишь я, как никак...

— Вот именно.

Сендзёгахара улыбнулась.

А затем, хоть, наверное, и по чистой случайности, но Сендзёгахара Хитаги посмотрела прямо на Хачикудзи Маёй.

— Последнее сообщение Ошино-сана, Арараги-кун. «Раз Арараги-кун всё равно начнёт надеяться, то я по доброте душевной так уж и быть подскажу один трюк».

— Т-трюк?

— Он правда видит всё насквозь. Ни малейшего понятия, что у этого человека в голове.

«Ну, поехали», с этим Сендзёгахара лёгким движением взобралась на велосипед. Ведёт себя будто он уже её.

— Куда?

— К Цунаде-сан, конечно. Как добропорядочные граждане, мы обязаны проводить Хачикудзи-тян. Я поведу. И ещё, Арараги-кун.

— Чего?

— I love you.

— …

Тон нисколько не изменился.

…

Подумав пору секунд, я понял, что я, наверное, первый в Японии парень, которому призналась одноклассница на английском.

— Поздравляю, — проговорила Хачикудзи.

В любых значениях это слово тут не в тему и не к месту.

И час спустя я, Сендзёгахара и Хачикудзи добрались до адреса, записанного в блокноте, того самого адреса, по которому десять дет назад ещё живая Хачикудзи Маёй, не зная точного места, направлялась в День матери.

Это заняло какое-то время.

Но прошло без труда.

— Но это же...

Тем не менее удовлетворения не принесло.

От картины, открывшейся перед нами, не было никакого удовлетворения.

— Сендзёгахара... Ты не ошиблась?

— Нет. Всё верно.

Не похоже, что можно оспорить эти уверенные слова.

Дом матери Хачикудзи — дом Цунаде.

Стал самым настоящим пустырём.

Ограждён забором-сеткой, тут и там на голой земле стоят знаки «Частная территория», «Посторонним вход воспрещён». Ржавчина на знаках говорит о том, что стоят они тут уже довольно давно.

Застройка.

Перепланировка.

Как и от старого дома Сендзёгахары, превратившегося в дорогу, от этого дома не осталось и следа.

— Это оно?..

Предположение этого затворника Ошино Мэмэ, трюк, который мы использовали на этот раз, был настолько простым и очевидным, что услышав его, любой бы спросил «и это всё?». Назови хоть улиткой, хоть заблудшей коровой, но если исходить из свойств странности как призрака, то они не запоминают новой существенной информации, как-то так.

По сути, такие странности как бы и не существуют.