Константин Волков - Миры неведомые

- Рефлексы?

- Кажется, рефлексы. Лучи солнца отражаются в разных направлениях от скал, от неровностей почвы и значительно осветляют… ну, разнообразят тени. А горные породы окрашены в самые различные цвета. Тут и белые скалы, и желтые, и розовые, и синие. Какие угодно цвета! Даже зеленые и красные. Издали Луна кажется одноцветной, все оттенки сливаются в монотонную серость, а вблизи другое дело: лунный пейзаж полон своеобразной красоты. Но он суровый, дикий. Особый колорит придает Луне чернота неба. Понимаете? Как бы подчеркивает всю яркость красок.

- Понимаю, - кивнула головой Наташа. - Говорят, что Луна - холодный космический труп, вечно сопровождающий Землю. А мне приходит в голову другое сравнение…

- Какое?

- Когда ты рассказал это, мне вспомнились пирамиды - саркофаги фараонов. Они тоже скрывали мертвецов. А когда заглянули в эти каменные гробницы, то оказалось, что там скрываются яркие краски - образы давно исчезнувшей жизни.

- Что-то в этом роде.

- Так и Луна. Это великолепный саркофаг! Но это так, между прочим. Полет фантазии… Значит, ты облетел Луну несколько раз? И потом улетел обратно?

- Сфотографировал ее со всех сторон и улетел. Мало того. Я ведь летел очень низко, где еще никто не бывал. Автоматические приборы взяли пробы той среды, в которой пролетала ракета. Если на Луне есть хоть малейшие следы атмосферы, мы узнаем теперь ее состав. Температура Луны до сих пор измерялась на ее изображении в телескопе посредством термопары, как средняя. А мне удалось измерить отдельно температуру освещенных и теневых мест на дневной стороне… Понимаете, как это важно?

Наташа, видимо, не понимала, почему это важно. Владимир с увлечением объяснял:

- Как ты не понимаешь! По этим температурам можно будет понять, какие физические явления происходят на Луне. Я собрал много и других данных. Например, о состоянии магнитного поля Луны…

- Ты у меня молодец! - улыбалась счастливая Людмила Николаевна.

- Ну вот. Покончив с делами, я отправился в обратный путь. При очередном обороте, когда в поле зрения ракеты снова появилась Земля, я включил двигатель.

- Но почему ты очутился в Черном море? - спросила Наташа и строго нахмурила брови. - По-мальчишески как-то!…

Владимир опустил глаза:

- Я не мог иначе поступить. Послушайте, и вы поймете. До тех пор пока факты не убедят, что современные космические корабли вполне могут совершать посадку на небесные тела, астронавтика будет стоять на месте. Летать вокруг Луны? Этого недостаточно. Пора делать что-то другое. Вот я и рискнул. Тут не озорство, а вперед идти хочется… Надо было доказать возможность и целесообразность посадки на водную поверхность.

- Ты очень рисковал! - покачала головой Наташа. - И еще неизвестно, чем все это кончится.

- Чем кончится? Попадет, конечно. Это как пить дать! Но в душе я убежден, что поступил правильно.

Владимир плотно сжал губы. Он предвидел весьма неприятный разговор с начальством и последующие кары.

Людмила Николаевна материнским сердцем поняла его настроение.

- Рассказывай уж до конца. - Она ласково провела рукой по голове сына. - А там видно будет.

- Да, я нарушил дисциплину! Вместо того чтобы направиться на внеземную станцию, как было сказано в приказе, я прошел стороной, - Владимир показал рукой воображаемое отклонение, - и прямо на Землю! Там, конечно, подумали…

- На станции?

- На станции, - кивнул головой Владимир. - Будто ракета потеряла управление. А на самом деле я уверенно вел свой корабль. Начался самый интересный отрезок полета. Земля была близко. Скорость достигла 10 километров в секунду. Можете себе представить! Более 36 тысяч километров в час!

- Как страшно, Володенька! - вздохнула Людмила Николаевна.

- Следовало подойти к Земле под некоторым углом. И обязательно со стороны, соответствующей вращению вокруг оси. Понимаете? Надо было догонять Землю, а не лететь ей навстречу. Так легче снизить скорость относительно ее поверхности, а потом постепенно перейти в спираль.

- Это трудно?

- Довольно сложная штука. Надо пролететь известное расстояние в верхних слоях атмосферы, возвратиться снова в пустоту, описав эллипс, и тормозить, тормозить… Ну, когда приборы показали, что скорость упала до нужной величины, ракета перешла в полет по окружности. Здесь я выдвинул добавочные стабилизаторы. Они во время полета сложены внизу ракеты, вдоль ее корпуса. Получились как бы крылья. Короткие, но довольно широкие. Эти плоскости давали возможность планирования по мере погружения в более плотную атмосферу. По расчету… у меня, знаете, все было высчитано… я должен был держаться в воздухе до тех пор, пока скорость не упадет примерно до 400 километров в час. Тогда уже не составляло особого труда выйти на широту Крыма. Здесь планирующий полет перешел в падение, и я едва успел выбрать точку для посадки. Ну, а остальное вы знаете.

Обе женщины громко вздохнули.

- Удар о воду был ужасен? - спросила Наташа.

- Удар как удар. Ничего особенного. Со стороны, вероятно, казалось очень страшно. Дело в том, что последние мгновения перед падением мне удалось лететь параллельно поверхности моря. Ракета снабжена аэродинамическими рулями, и они прекрасно действовали при большой скорости в атмосфере. Я потерял сознание не от удара, а от большого нервного напряжения. Ну и от температуры, конечно.

- А в те часы, когда ракета носилась по волнам? - спросила Людмила Николаевна.

- Что?

- Ну, что ты тогда переживал?

- А я был без сознания. Мать опять вздохнула.

- Ты же понимаешь, мама, - Владимир даже взъерошил волосы от волнения, - надо было начать! Трудно только в первый раз. Теперь, когда будут расшифрованы записи приборов, мы, пилоты, найдем и лучший режим для спуска. Маленькая ошибка все-таки была - в угле подхода к поверхности моря. Поэтому ракета и ударилась слишком сильно. Второй раз будет легче. Она поплывет, как утка…

- Володенька, - слабо улыбнулась Людмила Николаевна, - ты все говоришь о следующем полете. А мне хотелось бы одного.

- Чего?

- Чтобы этот был последним.

- Это невозможно, мама!

- Да, знаю, родной. Подчиняюсь неизбежному. Но пойми и ты меня. Ведь мать всегда остается матерью. Каждая мать хочет, чтобы ее птенцу было хорошо и не угрожала никакая опасность. А ты очень беспокойный птенец!

Вместо ответа Владимир порывисто прижал к своей груди голову матери и с нежностью поцеловал ее седые волосы.

- Ничего, дорогая, ничего! - приговаривал он. - Чего ты боишься? И разве тебе не приятно, что твой сын добился своего?… Задача, мамочка, решена! Это главное!

В дверях палаты показалась дежурная сестра. Она не решалась нарушить беседу, хотя время визита давно истекло. Может быть, Владимир Одинцов действительно нарушил правила и требования дисциплины, но для медсестры он был героем дня.