Jack Vance - Золото и железо. Кларджес

«Если вы покинете конклав, это ничему не поможет, — объяснил Кудеяр. — Сегодня вечером будут открыты только примерно четыреста келий. Это делается уже сейчас, и процесс завершится прежде, чем станет возможным какое-либо вмешательство. Завтра будут открыты еще четыреста келий — суррогатов выпустят в город. И это будет продолжаться каждый день. Так что же? Вы восстановите меня в правах? Или мне придется наводнить город вашими двойниками?»

Лицо амаранта Роланда побледнело и осунулось: «Мы не можем нарушать законы Предела».

«Я не прошу вас нарушать законы. Я — амарант. Я требую признания моего статуса».

«На это уйдет какое-то время».

«У меня нет времени. Решение должно быть принято сейчас».

«Я не могу принимать решения от имени всего Общества».

«Проведите голосование!»

Председатель повернулся, услышав зуммер коммуникационного экрана, исчез из поля зрения видеокамеры и через некоторое время появился снова — явно ошеломленный: «Это правда! Они взламывают кельи, суррогаты выходят наружу, эмпатия прерывается!»

«Отдайте то, что мне принадлежит по праву!»

«Пусть Общество голосует!» — провозгласил амарант Роланда.

На мозаичном табло один за другим стали загораться огоньки: понемногу, неуверенно, но все чаще и чаще. Центральный индикатор окрасился сначала в зеленый цвет, затем в желтый, в оранжевый, снова в зеленый и, наконец, стал сине-зеленым.

«Вы победили», — упавшим голосом заключил председатель.

«Так что же?»

«Рассматривайте мои слова в качестве официального уведомления: вы приняты в Общество Амарантов. Поздравляю, брат амарант».

«Вы отказываетесь от любых предъявленных мне обвинений в преступлениях и в преступных намерениях?»

«От имени Общества заявляю, что эти обвинения аннулированы».

Кудеяр глубоко вздохнул и проговорил в закрепленный на плече микрофон: «Приостановите выполнение операции».

Снова обращаясь к конклаву, он сказал: «Приношу извинения всем, кому я причинил неудобство. Могу сказать только то, что вам следовало справедливо обходиться со мной в первую очередь».

«Очевидно, что безжалостное вымогательство и наглый обман позволили вам взять приступом Общество Амарантов, — неприязненно, с презрением обронил амарант Роланда. — Дело сделано. Вас приняли. Теперь нам придется пересмотреть устав, на это уйдет...»

Председателя прервал визгливо-дребезжащий звук. Десять тысяч амарантов в ужасе наблюдали за тем, как пошатнулось и упало, исчезнув с экрана, обезглавленное тело Гэйвина Кудеяра.

Вместо него на экране появилось мертвенно-бледное, оскалившееся в истерической усмешке лицо амаранты Джасинты Мартин. Она смотрела прямо в объектив широко раскрытыми глазами: «Он хотел справедливости? Он ее получил! Я уничтожила Чудовище. Теперь я запятнана кровью Гэйвина Кудеяра. Вы меня больше не увидите!»

«Подождите, подождите! — закричал аватар Роланда. — Где вы?»

«У Анастасии, где еще? Где еще он нашел бы свободное место в конклаве?»

«Подождите — я скоро приеду!»

«Можете не торопиться. В любом случае вы найдете здесь только труп Чудовища!»

Амаранта Джасинты выбежала на посадочную площадку, где ее ждал серебристый спортивный аэромобиль «Звездный блеск». Как только она прыгнула в кабину, машина с ревом вознеслась высоко в темное небо. Внизу, вдоль широкой реки, рассеялись на север и на юг мерцающие огни Кларджеса.

«Звездный блеск» достиг вершины параболы; двигатель выключился — машина со свистом падала в реку, все круче и все быстрее.

В кабине, отпустив штурвал, неподвижно сидела женщина с горящими глазами. Кларджес — ее любимый Кларджес! — поднимался ей навстречу; она успела заметить дрожащие бледные дорожки отражений на черной маслянистой поверхности реки.

В городе наступило необычное затишье. В утренних выпусках новостей очень осторожно упоминалось о событиях предыдущего вечера — журналисты и репортеры не были уверены в том, какую позицию им следовало занять. Население продолжало прилежно заботиться о «подъеме», получив лишь смутное представление о дерзких махинациях Гэйвина Кудеяра.

Среди амарантов, однако, имя Кудеяра вызывало сильные чувства, так как по мере того, как он выступал и спорил на конклаве, взлом первых упомянутых им келий был завершен. Его наемные агенты вскрыли четыреста склепов, антресолей, укрепленных бункеров, погребов, потайных камер и устроенных за городом неприметных коттеджей — вломившись туда, бербары с удивлением разглядывали обнаженные тела двойников, покоившихся в обитых мягким материалом, окруженных сложным оборудованием глубоких ваннах. Первоначальное замешательство, однако, вскоре сменялось злорадным удовлетворением. Бербары вытаскивали суррогатов из ванн и выводили их наружу, под ночное небо — тысяча семьсот шестьдесят два «рожденных заново» амаранта очутились в беспощадном мире реальности.

Впоследствии многие амаранты утверждали, что они почувствовали происходящее сразу, как только послышались удары кувалд, ломавших стены и решетки — настолько сильна была их эмпатическая связь с суррогатами. Они страдали, мучительно и долго. Теперь они ощущали себя беззащитными, привычный обмен мыслями и впечатлениями прервался, все их усилия, направленные на то, чтобы сотворить запасные жизни, оказались напрасными: эмпатии больше не было. Отныне вечность их бытия висела на волоске.

Страх четырехсот амарантов, чье существование теперь могло быть прервано любым несчастным случаем, был невротически преувеличен. Они заперлись в изолированных, оснащенных всевозможными средствами защиты и сигнализации убежищах, покрываясь холодным пóтом и ни за что не соглашаясь выходить наружу — что, если за углом поджидает кровожадный маньяк? Что, если на голову свалится неисправный аэромобиль? Что тогда?

Совет Трибунов собрался, чтобы рассмотреть возникшую ситуацию, но на вопросы представителей прессы трибуны отвечали расплывчатыми, ничего не значащими отговорками.

Канцлер Аймиш выступил с заявлением, отрицая какое-либо свое участие в замыслах Кудеяра. Он подчеркнул то обстоятельство, что Кудеяр, называя себя вице-канцлером, использовал этот титул ненадлежащим образом и к тому времени уже никак не мог занимать официальную должность.

Общественность впитала, наконец, сущность этих новостей и начала реагировать. Одних беспокоило грубое нарушение традиций, другие тихонько радовались происходящему. Кудеяра называли то мучеником, то преступником, подвергнутым заслуженной казни. Лишь немногие были способны сосредоточиться на работе. Тысячи горожан бесконечно обсуждали странный поворот событий. К чему все это могло привести? Проходили часы и дни. Кларджес ждал.