Андрей Бабиченко - Транзит: Звёздная Гавань

Есть ли цель или обязательство, хотя бы, к примеру, отвечать на него.

В таком случае, вероятнее, в этом небытие, он вновь забудет ответ, возможно, как обычно к следующему разу вспомнил удачную шутку, на самом же деле, как и рассказав, так и посмеявшись лично.

Но, отчего же эти разговоры «ни о чём», ему так дороги?

Наверное, считая, видя или найдя идеального слушателя-собеседника, убаюкивающе-успокаивая — не думая о том, что говорит, ведь это и не обязательно.

Подобно ночной тишине или беззаботной людной улице, где по возможности затерявшись в толпе, среди триллионов голосов абстрагироваться и в пустоте, навечно запомнив ощущение безмятежности.

— Наверное, потому что, все умрут. — шевельнулись губы Адена.

Вряд ли и самому понимая, что он говорит, возможно, таким образом, наконец, сознавшись самому себе, сказав правду, скрываемую все эти годы глубоко внутри.

Имел ли он ввиду конкретно «всех» или «всех», кто его обидел: издевавшиеся над семьёй, лишивших дома, обрекая на вечную неволю.

Или… искоренив весь мир.

Анигилировав саму природу злобы, как таковой, оставив только один, понятный, естественный уклад.

Пройдя мысленным ответом, со станции по горизонталям, пронзая насквозь конусообразное рукотворное строение, ярым блеском мчалась волна.

По всей длительности, стаскиваясь по обе стороны строения, возникли символы, перенасытившись от избытка втягиваемой энергии, пополняясь трещинами.

Отходя малыми очагами, пока не раскроив верхушку, не вырвавшись заревом калеблящихся солитонов материи.

Застилая глаза белым шумом, ошпаривая и тут же разжигая, Аден в последний раз вздрогнул, от боли раскрыв глаза.

Всё прекратилось.

Глубоко вдохнув, он находился ровно там, где встретил падение корабль.

Лёжа, в отсеках раздробленной Горгоны, от опасной дистанции между ним и свисавшего над лицом силового кабеля разрушенной онокулярной системы досмотра.

Настроживающе жужжа, пшиками и искрами посыпая лицо Адена, с опаской, но, подпёршись руками, позволив в бок отползти от себя.

Уткнувшись о перевёрнутую действительной рухнувшего звездолёта, под ногами Адена хрустели кружки, перебрались и смялись столовые приборы, выцветшая фотография нескольких адамантийцев и записей капитана.

Гулявшим ветерком наполнились лёгкие, со всей радостью его чистоты, Аден выгнул спину, распрямился, в порыве покинуть, в зове двигаясь к истокам ветра.

Только бы сделать ещё пару глотков, не тех затхлых, как от системы кислородного обеспечения.

Оттуда напрямик, от вываленного перевёрнутого трапа, били горячие лучи, падая к носкам обуви.

Повсюду слывя песчаными дюнами, под знойным небом и порывами, гонявшими песчинки.

Стало невыносимо жарко и, избавившись от верхней одежды, Аден со скоростью накапливаемого и стекавшего со лба пота, зашагал.

Тупо, куда глаза глядят, уже на приблизительно шаге двухсот сороковом, с трудом перетаскивая ноги, как он считал — преодолевая, вечно менявшийся окружающий образ.

Тот, с новым сильным порывом ветра, сметая то одну, то другую дюны, на их месте воссоздавая ещё крупнее, выше, раздатую вширь.

Позади, сбоку, подальше за третьей, до бесконечности, иногда со смещением, обнажая каменные уголки.

Вытаскиваясь из песка своими краями, если не заметить, они легко могли ужалить идущего в подошву обуви или о голую ногу.

И вот на следующем, более высунутом, как монолит, Аден от бессилия привстал к нему.

Расположив спину, дабы перевести дух, накрыв голову руками от безжалостных лучей.

На мгновение забывшись, тыльной стороной ладони касаясь монолита, ощущая неестественно тепло.

Мгновенно отринув, на месте контакта тусклым огнём зажглись символы, отдалённо, но безумно напоминавшие те самые из увиденного сна.

С интересом присущим младенцу, Аден провёл ладонью вновь.

На сей случай, выбрав долгий диаметр области и по всей этой полосе, следуя от его прикосновения, горели и потухали различной формы и размеров закорюченные обозначения.

Он обернулся, в непонимании ощутив растерянность — откуда он шёл, куда.

Ноги двинулись ещё медленнее, с горечью и сухостью во рту, порой заглатывая сам воздух, от сдавливающей в горле боли, на преодолении последующей песчаной горки, не выдержав и рухнув.

Так, на спину, безвольной куклой скатившись вниз, Адена посетило удивление.

Не будь данного случая, возможно, он бы никогда прежде не смог увидеть.

Упав, к примеру, не на спину, а на живот или вообще умерев.

Где, посреди неба бушуя пламенем, плыл великий диск.

На смену ему, затмевая, ложился более маленький, но не менее горячий.

Разливаясь жёлтой краской, оно будто специально остановилось именно над ним, опаляя, яростно вскидывая от себя в стороны, исчезающие линии.

Аден вскочил, при всей имевшейся силе воли, при помощи рук и ног, на четвереньках в схватке с жарой перебирая песок, карабкаясь по интерпретированной лестнице дюны, пока не взобравшись, победно выпрямившись, качаясь по обе стороны от себя и не провопя.

Криком, охватив бескрайнюю пустыню, поднялось волнение, густыми вихрями окружив Адена, как сквозь мутную воду: плыли песок, небо, грозно-палящие звёзды.

Ему привиделось, как сквозь данную смесь, в разводах плыли два очертания.

«Нет. Это вряд-ли» — подумал Аден.

Мираж. До него не дойти, не докричаться.

Закрываясь от песка руками и совершая шаг вперёд, нога его повязла, захватываемая песком, тащась вовнутрь.

Аден крикнул, выставляя руки, чтобы не удариться лицом, рухнув вперёд, кубарем катясь до противоположной части песчаного сугроба.

Под нескончаемым пеклом, испарились остатки сил, последними с опускающимися веками вздохами, тело Адена наполняло ощущение невероятной лёгкости и беззаботности.

В нос ударили столбы пыли, принудив по инерции закашлять, чуточку раскрыв не лежащий в песке глаз.

Прямо напротив, ступил тяжёлый ботинок, приподнявшись подошвой у задранной вверх шнуровки, носком касаясь головы Адена.

Тот заскулил, с чужой силой, поднятый за шиворот, отдаляясь от песка и устанавливаясь на ноги.

От протянутой в руку перчатки, зазвенела металлическая фляжка, с откупориванием слетела крышка, жадно всплёскивая водою и смачивая горло.

— А он живучий. — с сарказмом, к кому-то обращался голос.

Шлепок, на что Аден вяло отреагировал.

— Это да. Тут не поспоришь. Видно к этому он более склонен.

Голоса Голи и Ганкера пронзили слух.

Отклоняя флягу, Аден открыл глаза, с трудом из стороны, в сторону жмурясь, наконец, приподнимая голову.

Там, закрывшись тенью, прояснились закутанные в тряпьё лица.

— Не дурно парень. — качнулась одна закутанная голова, похлопав рукой о щёку Адена.