Виктория Воробьева - Ultima Thule

Сэм, моргая, смотрел на индикатор, на Донована, снова на индикатор. Его губы тряслись.

— Капитан, — проговорил он, наконец. — Я думал, глючит только Дьюи, но, похоже, глючит всех. Надо улетать с этой гребаной планеты, и как можно скорее.

— Мы улетим, Сэм, но подумай, что будет дальше. Или эту планету сразу объявят запретной зоной, что практически нереально, или ее будут исследовать дальше. А значит, столкнутся с теми же проблемами, что и мы. Чем больше информации мы соберем сейчас, тем легче будет тем, кто придет следом. Я знаю, что тебе очень тяжело, Сэм, мне тоже тяжело. Но мы должны сопротивляться страху и искажению. Хотя бы те три дня, что мы еще здесь пробудем.

— Прилетим на Гуэро, напьюсь до беспамятства, — пробормотал Сэм, выходя из лаборатории. Донован вышел следом.

Когда они вернулись в рубку, Дьюи, закрыв глаза, полулежал в кресле. Услышав их, он поднял голову, вид у него было самый растерянный.

— Капитан, бывало ли с тобой такое, что ты открыл давно знакомую тебе книгу, но не можешь прочитать ни строчки? — проговорил он.

— Ты говоришь о себе? — осторожно спросил Донован. — Не понимаешь, что ты делаешь? Забыл, как работать со спектрометром?

— Ну, все, приехали, — пробормотал Сэм.

— Ничего я не забыл, — укоризненно посмотрев на Сэма, ответил Дьюи. — Но я в принципе не понимаю, как интерпретировать полученные результаты. Они абсурдны.

— Ну, гораздо абсурднее было бы, если бы мы вообще не нашли на этой планете ничего странного, — сказал Донован, усаживаясь поудобнее. — Рассказывай.

Дьюи повернулся к экрану.

— Если коротко, то данные многоканального спектрометра, принимающего отраженное океаном излучение солнца, находятся в резком несоответствии с данными того же спектрометра, принимающего отраженное излучение белого лазера. То есть без подсветки видим одно, с подсветкой — другое. Этого мало. С подсветкой мы вообще не видим океана на том месте, где он должен быть.

— Не знаю, как вы, а я не удивлен, — сквозь зубы сказал Сэм.

— Если задать себе вопрос, а на какой высоте от уровня океана мы находимся, то, принимая от поверхности отраженный свет GSC 1954832, мы можем ответить на него точно и однозначно. Расстояние от кромки обрыва до воды 49,3 м. Но если просвечивать воду белым лазером, то однозначного ответа на наш вопрос мы не получим. Вот, смотрите, — он показал на график. — Оптическая плотность воды и воздуха, очевидно, разная, и между ними должна быть резкая граница — граница раздела двух сред. Но у нас нет этой резкой границы! Или, если хотите, эта граница имеет толщину около 4 м. На расстоянии 48,5 м от обрыва оптические свойства среды начинают меняться. Я не знаю, как интерпретировать это изменение. Его размерность фрактальна. Это может быть или очень плотный туман, или прозрачная шерсть, ну или что-нибудь еще в этом духе.

— Прости, я не понял. Шерсть из воды? — уточнил Донован.

Дьюи посмотрел на него и вздохнул.

— Я же говорил, что результаты абсурдны. Дальше еще интереснее. На глубине 52,7 м от обрыва луч наталкивается на что-то непрозрачное. Эта вторая граница дает слабый, но отчетливый сигнал. То есть без подсветки у нас есть водный океан глубиной в десятки и сотни километров. С подсветкой океана нет вообще — по крайней мере, океана, находящегося в привычном для нас физико-химическом состоянии. Сначала воздух, потом «водная шерсть», потом некое «дно». Заметим, это «дно» не абсолютно твердое, его глубина постоянно меняется в пределах пары десятков сантиметров.

— Ну а что дают собственно спектральные измерения? — спросил Донован.

— Спектральные измерения без подсветки дают правильную и привычную картину. А именно, воду в больших количествах, некое количество мелкой силикатной взвеси, немного растворенного азота, немного сероводорода плюс ионы натрия, калия, кальция, магния плюс анионы галогенов, сульфат-ион, гидрокарбонат-ион и прочее — в общем, обычная морская вода. Спектральные измерения с подсветкой показывают... не знаю даже, как это описать.

Дьюи откинулся назад, сложил руки домиком и закрыл глаза.

— Это как две полупрозрачные картинки, наложенные друг на друга. Одна картинка повторяет «картинку без подсветки». Вторая демонстрирует спектр с множеством полос, наложенных друг на друга. Там есть силикатное стекло, причем, по-видимому, не аморфное, а анизотропное, нитрид бора, ионы алюминия и явные следы лантаноидов. Плюс гафний, плюс...

Голос Дьюи становился все тише, как будто он разговаривал сам с собой. Его пальцы непрерывно шевелились, Донован обратил внимание, что шевелятся они не хаотично. Совершенно прямые, указательные пальцы описывали в пространстве правильные конусы и двигались в противофазе друг с другом. Большие пальцы тоже начали вращаться, но в другую сторону, и тоже в противофазе. Потом средние и безымянные пальцы, потом мизинцы. Донован завороженно смотрел, как его пальцы двигаются независимо друг от друга, будто исполняя невиданный геометрический танец. Голос Дьюи упал до невнятного шепота, а потом и вовсе умолк. Тишину рубки нарушал только вой ветра.

Сэм шагнул к Дьюи и потряс его за плечо. Тот вздрогнул и открыл глаза. Вид у него был самый растерянный.

— Только что был там, — прошептал он. — И видел что-то очень важное. Хотел вам рассказать. А вот теперь ничего не помню...

Он потер лицо.

— Я заснул, да?

— И где ты был? — спросил Донован.

— Внизу, — уверенно ответил Дьюи. Потом нахмурился и посмотрел на свои руки. Встряхнул кистями и пошевелил пальцами.

— Море огней, море цветов... нет, не могу вспомнить, — с сожалением проговорил он.

Сэм и Донован переглянулись.

— Скажи честно, Дьюи, ты ведь хочешь спуститься вниз? — спросил Сэм.

— Очень хочу, — подняв на него глаза, ответил Дьюи. — Хочу больше всего на свете. Ну и что?

— Даже зная, что погибнешь?

— Склизская серая тварь, поедающая тебя заживо, это твои сны, а не мои, Сэм, — спокойно ответил Дьюи. — Но если уж говорить об опасности, я готов рискнуть.

— Я вижу, что ты уже готов, — зло сказал Сэм. — Только не рискнуть, а отправиться кое-кому на ужин.

— О чем вы вообще спорите, коллеги? — удивленно спросил Донован. — Разве у нас есть какая-либо информация? Все, что у нас есть — это только наши домыслы и страхи.

Ему никто не ответил. Сэм и Дьюи мрачно смотрели друг на друга, будто продолжая давний спор. Наконец, Дьюи отвел глаза.

— Мы стоим прямо перед открытой дверью и боимся войти, — тихо сказал он. — Мы держимся за одну-единственную систему координат и видим мир только в проекции на нее. Я и сам никак не решусь сделать первый шаг... хотя нашел здесь то, о чем мечтал всю жизнь.

— Дьюи, ты идиот, — жестко сказал Сэм. — Что ты нашел? Сладкие сказки? Обещания чего-то дивного и прекрасного? Тебе зону рая в мозгу простимулировали, а ты и уши развесил.