В. Бирюк - Расстрижонка

Эх, силомер бы мне! Измерометр мотиваций выделенной личности в спектре ценностей. И — ожидаемую динамику изменения этой… эпюры сил во времени и в пространстве событий.

Интересно: табулятор — чтобы «табу» мерить?

Вот эта женщина. Её… секс-эпопея. Она, в этом каскаде историй — бедненькая овечка? «Беленькая и пушистенькая»? Которую «злые волки» зверски пугали и насиловали? А она пребывала в молениях, стенаниях и слез проливаниях? — Тогда один стиль общения. Или она сама — волчица? «Что лва злей в четвероногих». Тогда — совсем другая игра, другие слова и действия. Или она — нимфетка предпенсионная? «Лолита со стажем и карьерным опытом»? — Тогда третий вариант.

Впрочем, утопить её в Москва-реке можно во всех вариантах. Тут и не такое топили.

На реку, на холмы и леса вокруг опускались сумерки. Солнце село. Очень тихо. Только чуть шипят сучья в костре. Через час взойдёт луна, и я погоню лодочку дальше. Можно было бы вздремнуть часок. Но в её присутствии… опасаюсь. Или надо её фиксировать… серьёзно.

Снова, в который уже раз я пытался понять сложившуюся идиотскую ситуацию, понять наилучшую для себя стратегию поведения в ней.

– Если бы ты сдохла — это был бы подарок всем. Андрея не так сильно бы жёг позор твоей измены. «Бог простит, и я… попытаюсь». Детей твоих… — избавила бы от возможного стыда. Никто не скажет вдруг твоему первенцу: «А, Изя пришёл! Курвин сын. Ял я давеча твою матушка. Такая сучка забавная». Даже Феодор вздохнёт с облегчением: «Была тайна горячая да простыла». Никого не будет «в послухах», свидетельствовать — некому. Ни — «за», ни — «против».

Она не попыталась возразить. Повторно приняла мои слова о епископе как верные. Значит — я прав. Феодор в игре. И прав Андрей. Когда понял, что «брат по борьбе» — лжёт.

Софья гордо вскинула голову. Атакующая кобра? — Королевская. Сейчас лаять будет?

Делая пугающие выпады в направлении человека, который её побеспокоил, королевская кобра способна издавать характерные лающие звуки.

– Так убей! Ты не сказал: и тебе облегчение выйдет, возиться со мной не придётся. А Андрей… он тебя наградит. За смерть мою, смерть лютую, смерть изменщицы.

– Да. Наградит и обласкает. За службу верную, за избавление от напасти каверзной.

Наградит. Куш можно будет взять хороший. Только… По сути, «по гамбургскому счёту» — мне от Боголюбского ничего всерьёз не нужно. Кроме одного — отсутствия враждебности. Как прежде с лесными племенами, так и с русским Залесьем — не трогайте меня, не лезьте, не мешайте.

Вот я выпросил у него кучу вещей. Железоделательные шлаки, штуки полотна, места под вышки… Нужно, важно, «аж горит».

Фигня. Есть только один критичный ресурс — люди. Мои люди. У меня воспитанные, к моему обычаю приученные. Вот их — принципиально взять негде, ни за какое злато-серебро не купить. Их — только вырастить. Всё остальное — вторично. Как их накормить, одеть, обогреть…

«Всё для блага человека». И я знаю как этого человека зовут: «мой человек».

Остальное… вопрос скорости роста «пристрелочного народа». Ну, и моих усилий. Направляемых на обеспечение существования, а не на создание нового.

Вот привезу я в Боголюбово голову Софьи… Андрей отблагодарит. За решение проблемы. И озлобится. За тоже самое. Можно предположить, когда его злоба выплеснет наружу. На меня. Через год-три. Первый — прошёл.

Свойство человеческой памяти. Люди, со временем, забывают плохое. Остаётся «светлый образ». Который идеализируется, приукрашивается, восхваляется.

Для социальных процессов достаточно одного-двух десятилетий. Шесть миллионов немцев проголосовало за нацистов через 14 лет после окончания ненавидимой всенародно войны. Через 17 после «Беловежской пущи» — было объявлено о возвращении РФ в статус «великой державы». Через 20, после Смутного времени — Московские рати первый раз двинулись освобождать от поляков Смоленск.

Для одного человека, судя по опыту общения с овдовевшими — от года до трёх. Степень, формы «осветления образа» в памяти — разные. Насколько сильно это будет проявляться здесь, в «Святой Руси»? Где физиологическое явление поддерживается идеологически?

«Прости ей грехи, господи. Вольные и невольные». И — прослезился.

«Осветление образа» Софьи будет продолжаться ещё пару лет. Потом «светлая память» стабилизируется. А я стану «злобным погубителем» «былого счастия».

Андрей может и не понимать этого. Но его будет раздражать. Мой вид, мои люди, мой город… Само моё существование. Он будет скрывать, давить неприязненное чувство в себе. И находить другие поводы для его обоснования. Первой, инстинктивной реакцией на мои нужды станет — «нет». А уж почему… в каждом конкретном случае — причина найдётся.

«Кто ищет — тот всегда найдёт». Была бы охота искать.

– Ну так что, племянничек, резать будешь или топить?

Вот же… стервь неуёмная.

Бздынь. От пощёчины по наглой ухмыляющейся роже — рожа перевернулась и воткнулась в песок.

– Когда обращаешься ко мне — не забывай добавлять «господин». Как и положено робе доброй. Ты, Софочка, нынче чага, полонянка негожая, которую я у хозяев твоих, у литваков — в дорогу от скуки позаимствовал. Дырка на ножках. Помни место своё.

Собрал вещички в лодку, костерок залил. Поднял за ошейник свою… спутницу. Завёл в лодку, поставил на колени, головой в нос лодки. Сыпанул под колени по горсти мелкой гальки. Верёвку от ошейника привязал к обоим бортам. Так, чтобы голова была ниже. Задрал её мешковину на голову.

Как же тогда Ноготок объяснял? По стыку ляжек с ягодицами?

Вытянул свеже-срезанным прутом по… натруженному с утра литваками. От всей души. Сперва — вдоль, потом — поперёк. Потом… хватит розгой. Заводиться начинаю несоразмерно. Уже не от прежней ненависти мучаемого узника к мучителю, а от нынешнего ощущения: «попал впросак».

Попробую словами:

– Ты — дрянь. Тварь смердящая. Есть лишь одна причина, почему ты ещё жива. Князь Андрей. Он тебя ненавидит. Он желает тебе смерти. Но… он тебя любит. Стоять! Ты, пока ещё, занимаешь место в его душе. Поэтому я даю тебе надежду. Ма-а-аленькую. Если ты надоешь мне, если станешь обузой, если разозлишь… У тебя как, от розги моей — горит? А можно и калёным железом. И не только там. Как в моих краях тамошние лесные жители — баб своих научают. Могу зубы выбить. Глазки выдавить. Рёбра поломать. Почки отбить. Будешь — живая, но — не такая. Андрей глянет — из сердца выбросит. Сразу. С омерзением. Не зли меня, Софочка.

Русава… Научили. Хоть и не «Святая Русь», а славные мужи племени Яксерго. Но я учусь у всех. Противно. Но смогу повторить. И разнообразить. С учетом креативных подходов 21 века.