В. Бирюк - Расстрижонка

Должен быть повод. Толчок. Событие. После которого следовать понятиям чести — воинской, княжеской, сыновьему долгу, христианскому благочестию… в обычном, прежнем виде — стало для Андрея нестерпимо. Настолько, что даже неизбежный гнев отца, государя — стал несущественным. Ведь Андрей не знал, что Долгорукого отравят. Ожидал казней, преследования. Но оставаться вблизи отца — более не мог. Даже ценой чести, веры, головы.

Что произошло там, в Вышгороде, в Киеве, в феврале 1157 года? Между приездом туда Улиты и её, с мужем и детьми, бегством оттуда? Была ли она участницей этого, неизвестного историкам, события? В какой роли? В начале цепочки событий, приведшей к возникновению явления, государства, народа… «Великая Русь».

Улита — присутствует во всём этом каждый день и ночь. Та заплаканная девочка, которую Андрей повёл под венец в Кучково. Родившая ему троих сыновей и дочку. Выросшая в молодую красивую женщину. С умом, отточенным византийской школой интриг и злословия в женской половине княжеского замка в Кидекшах. Где, по воле Долгорукого, кипит и булькает странное сочетание непрерывного борделя, пьянки, госсовета, генштаба, молебствования… Где её мужа и, соответственно, её саму непрерывно пытаются загнать в омеги, в парии. Где родные братья то требуют себе преференций, то лезут под платье.

Выжить в этом гадюшнике…

«Всё, что нас не убивает — делает нас сильнее». Некоторых — ещё и умнее.

Однако: «и на Машку бывает промашка».

Носитель государственных тайн представляет собой опасность. Прежде всего — для самого себя.

– Якун не худо задумал. Как припрёт — отослать тебя в Вышгород. Сама бы побежала с радостью. А дорогой бы померла. Где-нибудь на чужой земле, на волоках. Утопла бы, как та княгиня под Усвятами.

Правдоподобно. Потащили бы её, например через Угру. Мимо Пердуновки да в то болото — «Голубой мох». Стукнули там ненароком по затылку. Ай-яй-яй! Оступилась, захлебнулась! Утопла. И тела — не сыскать. Андрей, при всём своём желании, в Елнинской волости на землях Смоленских князей вести полноценный сыск…

– Это счастье твоё, дурочка, что я твоих братцев родненьких — прежде придавить успел.

Она задёргалась, пытаясь повернуться, взглянуть мне в лицо. Но верёвка держала крепко. Наконец, ягодицы её расслабились. Выразив, таким образом, если не согласие с моими предположениями, то, хотя бы, восприятие сказанного.

– И куда… куда же мне… теперь?

– Куда? Вот я и думаю. Голову свою плешивую ради тебя ломаю! В Суздаль — смерть. В Ростов — аналогично. В Киев, Смоленск, Новгород, Рязань… те же яйца, только в профиль.

– Почему?!

– Приходишь ты, к примеру, к Калаузу в Рязань. Он, как верный вассал, шлёт тебя в Суздаль.

– А я не хочу!

– А он спрашивает — «почему»? Ты ему рассказываешь про… происхождение детей твоих. И Калауз шлёт грамотку Андрею: а отдай-ка ты мне, князь-рогоносец, Муромское княжество. А то вся Русь про позор твой узнает.

– Андрей не отдаст

– Калауз расскажет. Да и пошлёт тебя под крепкой охраной на митрополичий двор. Где ты, перед всем честным народом, во всех подробностях…

– Я не скажу ничего!

– Софочка! Ну не будь же дурой! Вся твоя будущая жизнь — суды да тюрьмы, порубы да застенки. Там такие мастера спрашивать есть… Покой тебе будет только когда Андрея завалят, да сыновей твоих съедят. Тогда ты ненужна станешь. Тогда — келья монашеская да устав суровый. До доски гробовой.

– Я… я сбегу! Спрячусь! Среди людей! В городе каком. Где никто меня не знает!

– Пустое. Кокона у тебя нет. Нет людей — родных, знакомых, которые бы тебя защитили. Вот выпущу я тебя, к примеру, в Коломне. И куда ты? В служанки? В просвирни? В рабыни на торг? Ты ж — любому видна. Видно, что не из простых. Да ещё и голова обрита. Кто б тебе хозяином не был — копать начнёт. А откуда такая… не простых кровей — взялася. Умный… сразу с рук скинет. Глупый — к Андрею отвезёт. Награды алкая, а голову теряя. Ты ж как стрела с чемерем: куда ни попала — всё отравила, порушила. Нет тебе места на «Святой Руси».

– И чего ты делать будешь?

– Думать, тётушка, думать. Как бы найти способ, чтобы хоть год-другой тебя не убивать.

Забавно видеть в самом себе, как эмоции — бешеная ненависть к этой женщине ещё два назад бушевавшая в моей душе, постепенно отступает. Сменяется попытками рационального мышления, просчёта вариантов, поиска оптимума… Эдак я и в гости её к себе зазову. Кстати…

Собственно говоря, уже образ кокона паутины — дал намёк. И чётко прозвучала для меня формула: «Нет тебе места на „Святой Руси“».

Сострадания у меня… вот к этой толстой белой заднице?! Заварившей кашу, от которой пол-Руси кровавой юшкой в любой момент умоется. Но… «…он щадил честь женщины и хранил верность супруге».

Если придавлю её или отвезу к Андрею, так что он будет поставлен пред выбором… Князь Андрей сделает правильный выбор. «Правильный» — с точки зрения государственных интересов и правосудия. И обозлится на меня за то, что я заставил его выбирать, принимать это, необходимое, но — тяжёлое, решение. Дальше я стану кандидатом в ближайшие покойники.

Её невозможно нигде спрятать, её невозможно никому сбагрить, её нельзя даже убить… Вот же засада!

– Есть лишь одно безопасное для тебя место. Всеволжск. По «Указу об основании», князем Андреем даденным, со Стрелки выдачи нет. Остановит ли его — закон его собственный? — Не знаю. Там я могу засунуть тебя в дебри дремучие. Тамошним лесовикам дела русские — не внятны, княгинство твоё — по глазам не бьёт. Там мои люди за тобой присмотрят, ежели что — защитят. Будешь кашу варить да воду носить. Не высовываться. Глядишь — и поживёшь чуток.

Но что и как сказать Андрею? Так, чтобы он не взбеленился? Думай, голова, думай.

Идёт где-то по Оке мой караван из Пердуновки. Идёт по Клязьме караван «подъюбочников» из Владимира. Идёт, наверное, с Низу, от Булгара караван низовских купцов. Может, и ещё есть. И тут я — в сети. В сетке русских рек. С «чемоданом без ручки».

От Яузы до Оки — 180 вёрст, от устья Москва-реки до Волги — 850. Тыщу вёрст в одной лодке со взведённой бомбой.

Неси-неси… Может, и я снесусь. В смысле: чего-нибудь придумаю.

copyright v.beryk 2012–2017