Николай Железников - Голубой уголь

— Нельзя сказать, чтобы ваше сообщение, коллега, хотя бы в малейшей степени могло рассеять чье-нибудь удивление, — сказал Умбиликалис, вдруг положив обе ноги на ближайший стул. — Но меня оно удовлетворяет. Даже больше, приводит в восторг. В необычайный восторг! Да. Знаете почему? Во — первых, потому что проблема, над разрешением которой вы работаете, меня особенно, чрезвычайно, исключительно интересует. Настолько исключительно, что я в любую минуту согласился бы сам стать объектом ваших экспериментов, — тут он сделал небольшую паузу и боком, по-птичьи посмотрел на своего собеседника.

Взгляд этот был одновременно и лукавый и ожидающий. Трудно было решить, шутил ли он или дожидался всерьез ответа на свое предложение.

Так как ответа не последовало, он закончил скороговоркой:

— Да, я с особым удовольствием согласился бы уменьшить свой раз-мер в несколько раз… Но есть и вторая причина, почему сообщение о вашей работе доставило мне особенное удовольствие. — Он торжественно поднял вверх худой палец с острым ногтем и отчеканил: — Потому, что оно является родственным, вследствие прямой противоположности, работе всей моей жизни. — При этих словах острый ноготь красноречиво уперся а жилет его обладателя. — Да. Да. Мои опыты прямо противоположны, или, как говорят физики, являются зеркальным отражением ваших. Наши доклады на съезде будут взаимным дополнением. Сейчас, если хотите, я тоже вкратце могу вам рассказать.

Пляцентини очень заинтересовался. Даже придвинул кресло ближе.

— Говорите! Говорите! Американец провел костлявой рукой по козлиной бородке и начал:

— Если бы вы откопали где-нибудь и привели на цепочке с полдюжины самых настоящих ихтиозавров, мегалозавров и прочей допотопщины, все это показалось бы детской игрушкой по сравнению с моей парой молодых людей.

— Где же ваши великаны? — спросил итальянец.

— О, они далеко. Их не приведешь на цепочке. Мои два великана, находящиеся, заметьте, только в юношеском возрасте, соответствующем, примерно, шестнадцатилетнему возрасту человека, по величине мало чем уступают Памиру. Каждый из них, примерно, в две тысячи раз превышает размером среднего человека.

— Что?!

— Ну, да, — спокойно продолжал Умбиликалис, точно речь шла о самой обыкновенной вещи — Рост каждого из них — три с половиной километра, а вес — около ста сорока тонн. Молодой человек, понятно, весит на несколько десятков тонн больше девушки.

— Как же вы сумели их вырастить?

— Способом, обратным тому, каким вы своих блох.

— Но позвольте. Мои, чем дальше шел опыт, тем быстрее жили и облегчали мне этим работу, а ваши — наоборот.

— Правда, повозиться с ними пришлось, не скрою, — скромно сказал Умбиликалис. — Соответственно своей величине они живут дольше и делают все медленнее нас с сами в две тысячи раз. Разговаривать с ними немыслимо не только вследствие затруднений, вытекающих из их размеров, но и вследствие различного темпа речи. Вот извольте подсчитать. В сутках восемьдесят шесть тысяч четыреста секунд. Я лично, например, в секунду могу сказать от трех до пятнадцати слов: Правда, обычно люди моего роста говорят несколько медленнее. Но это мелочь по сравнению с темпом речи моих великанов: ведь для них все надо делить по меньшей мере на две тысячи. To-есть наши сутки состоят для них примерно из сорока секунд. Меньше чем за полчаса они никак не могут сказать или услышать одно самое маленькое слово. А смена дня и ночи для них сплошное мелькание. Раз, два — и день исчез. Собственно, для них нет ни дня ни ночи, а какой-то кинематограф. Они до сих пор не ослепли и не сошли с ума только потому, что глаза их освоились с таким положением вещей и видят отлично то, что успевает доползти до их сознания.

— Но позвольте! — воскликнул Пляцентини. — Не говоря уже о том, что в ваших рассуждениях и подсчетах я вижу ряд неточностей, мне непонятно, где великаны могут жить.

Умбиликалис, приняв таинственный вид, сказал:

— Я не случайно привел Памир для сравнения с ними. Лагерь моих великанов находится в Индии, на границе с Афганистаном.

— Тэ-тэ-тэ!..не менее значительно сказал Пляцентини. — Вот оно что! Но ведь в таком случае вы работаете в компании с британским королем.

— Видите ли, немыслимо ведь такое грандиозное дело проводить без помощи государственной власти. Я организовал акционерное общество по эксплуатации великанов — называется оно, конечно, иначе. Только кормить их и убирать за ними чего стоит! В одной Индии — это лишь и возможно. Отбросы мы перерабатываем в топливо вроде кизяков, какие здесь, в России, делают крестьяне из навоза. Очень выгодно. Транспортируем вместо каменного угля в Европу.

— Ну, а еще как вы эксплуатируете великанов?

— Используем их живую силу, которая приводит в движение динамо-машины. Они этого конечно не замечают. Движения их настолько медленны и равномерны, что цепь, наброшенная на какой-нибудь палец, в течение нескольких дней приводит в движение машину. А когда они заметят цепь и сбросят ее, приняв за паутинку, мы успеем уже зарядить уйму аккумуляторов и забросить несколько новых цепей. Наши аккумуляторы распространяются по всему миру.

Американец снял ноги со стула и, наклонившись длинным туловищем вперед, заговорил со скорбными нотками в голосе:

— Если ваши человечки возбуждают у вас неприятные мысли, представьте себе мое положение. Великанам надоело уже сидеть. Они выросли. Что будет дальше? В значительной степени благодаря им за последнее время участились землетрясения. Наша планета для них мала. Они ведь могут всю ее опустошить и погубить. А вдруг еще появится потомство? Ужасно!

— Ужасно, ужасно! — как эхо повторил Пляцентини.

— И что обиднее всего, — продолжал Умбиликалис, — я их еще просветил, устроил им целый университет из фонографов.

«Я устроил им целый университет из фонографов»…

Валики вращаются медленнее любых переговоров о сокращении вооружений. И теперь великаны изучают биологию.

— Биологию?

— Да. Вообще они зашевелились и вздумали поразмяться. Вдруг они захотят исследовать всю Землю? Вообразите, на минутку, что, скажем, Памир вздумал бы сняться с места и совершить небольшую кругосветную прогулку. Представьте себе, какие города всмятку и «долины слез» оставались бы на пути его следования! Одну вылазку они уже совершили. И к чему это привело? — К двум землетрясениям, трем циклонам, нескольким антициклонам и другим стихийным бедствиям. Да. Я-то ведь знаю, как все это произошло. Великан направился к Ла-Маншу, точно я в угол комнаты к блюдцу с водой, и кисточкой смахнул первую попавшуюся ему кучку людей себе на предметное стекло…