Сергей Розвал - Невинные дела. Роман

- Ну, это глупости! - в негодовании воскликнул Фрейлингтон. - Я с ним поговорю. Можете считать, что улажено. Слово председателя.

- А что же можно сделать? - спросил Джон. Обещание Фрейлингтона очень подбодрило его: слов на ветер такой солидный деятель не бросает.

- А вот что. Давайте рассудим, чего мы можем добиться. Но по-деловому, реально… О пятидесяти процентах забудем. И сорока не добьемся. Ну, а если, например, тридцать? На двадцать пять он почти согласен, до тридцати недалеко. Но нужно, чтобы исходило не от меня, а от массы, понимаете, Джерард? - Фрейлингтон внимательно посмотрел на собеседника. - Да и для Прукстера так внушительней, скорей уступит… И потом эти коммунисты… Вы же знаете. Вместо благодарности, подымут шум: бонзы такие-сякие, сорвали пятьдесят процентов… Словом, пропаганда…

- Это уже по своему обычаю… - подтвердил Джон.

- Ну вот, а что ж нам плясать под дудку коммунистов? Что лучше: тридцать процентов заработка или на все сто голодовка? - Лицо Фрейлингтона приняло невероятно тоскливое выражение.

У Джона на этот счет никаких сомнений уже не было, тем более, что теперь, при благоприятном исходе переговоров, он был уверен в ста процентах заработка для себя.

- Я думаю, Джерард, - начал председатель после паузы, - вы и другие благонамеренные делегаты - я их тоже вызову - должны и в разговорах и на собраниях убеждать, что пятидесяти процентов все равно не добиться, а забастовка бессмысленна, надо добиваться хотя бы тридцати… Но не сдавайтесь: требуйте тридцать, грозите забастовкой. Из-за пяти процентов не станет он рисковать. Уверен: победим!

Джон ушел от Фрейлингтона в приподнятом настроении. Если план удастся, он выскочит из затруднений с платежами за дом. Впрочем, Джон был уверен, что он думает не только о себе, но и о других: забастовка - вещь тяжелая, ребята будут голодать, а треть заработка - все-таки поддержка, полтора месяца можно перебиться. Это было настолько ясно, что Джон был уверен в успехе.

Однако на следующий же день на собрании цеховых делегатов он убедился, что не так-то это просто. Пока он обстоятельно развивал свою мысль, делегаты молча слушали, но Джон чувствовал, что это молчание не дружественно. Поддержали Джона старый Херойд и еще несколько делегатов, видимо тоже инструктированные Фрейлингтоном. Зато резко выступил Том. Он доказывал, что согласиться на тридцать процентов - значит предать интересы рабочих.

- И это в то время, когда Прукстер загреб из казны миллионы! - воскликнул он.

- А ты видел эти миллионы? - рассердился Джон. - Толкуешь о субсидии. А почему мы тебе верить должны? Известно, коммунист! - Джон постарался вложить в это слово все свое презрение. - Ты мне докажи насчет субсидии, я, может, первый пойду за тобой.

Дело кончилось скандалом: Том не выдержал и назвал Джона хозяйским прихвостнем. Джон полез с кулаками, его оттащили, и председатель закрыл собрание. Никакого решения так и не приняли.

Первая неудача не обескуражила Джона. Он собрал у себя дома делегатов, поддержавших его предложение. Было решено убеждать рабочих согласиться на тридцать процентов.

- Что ж, ребята, неужели уступим коммунистам? - подбодряя товарищей, спросил Джон.

- Ни в коем случае! - воскликнул старый Херойд. - Он, Прукстер, хоть и подлец, а все ж таки кормит. А коммунистической забастовкой сыт не будешь!

Вскоре Джон и думать забыл о президенте. Из-за него он чуть в беду не угодил, хорошо - Фрейлингтон вызвал. Нет, видно, прежде чем большой политикой заниматься, надо свои личные дела обеспечить. Он не какой-нибудь голяк Том, которому нечего терять! Бейлу что? Закроют завод - он махнет зайцем в товарном поезде на другой конец света, только его и видели! А другие тут оставайся, расхлебывай кашу, которую заварил этот коммунист. Нет, слава богу, Джон Джерард - не бездомный бродяга, ему есть за что постоять!

В холодный осенний вечер к небольшому пустынному острову, затерявшемуся в архипелаге подобных же клочков суши, подошел военный катер. Погода была пасмурная, тучи сплошь затянули небо, но океан был спокоен: катер лишь слегка покачивало. Суденышко приблизилось почти вплотную к скалистому берегу - здесь было глубоко, и по сброшенным мосткам на берег сошли двое: довольно плотный мужчина в широком военном кожаном пальто, без погон, с полевой сумкой на ремне; другой - тщедушный, невысокий, в штатском. Маленький морщился, кашлял и проявлял все признаки неудовольствия морским путешествием. Военный держался бодро.

- Лейтенант, через час мы вернемся! - крикнул он, обращаясь к моряку на катере.

Моряк козырнул. Двое поднялись по крутому берегу и вскоре скрылись из глаз.

«Какого черта им тут надо?» - подумал лейтенант Патерсон, молодой моряк, неожиданно для себя попавший в эту таинственную экспедицию. Он не знал ни цели ее, ни ее странного названия: операция «Небесная черепаха». Начальством было только сказано, что он удостаивается чести сопровождать двух весьма высоких особ и ему представляется прекрасный шанс сделать карьеру, если он сумеет им понравиться, а главное, держать язык за зубами, что бы ни довелось увидеть. И вот теперь с командой из двух матросов он стоит со своей скорлупкой у неприветливого островка, напоминающего изогнутую спину ныряющего в океан гигантского зверя. По одну сторону - бескрайняя даль океана, по другую - цепь таких же диких островов, за ними теряющаяся в сумерках полоска безлюдного берега. Черт бы все побрал, в экспедиции пока нет ничего интересного… Да и чего ждать от этого неуютного океанского уголка, который некие восторженные поэты от географии осчастливили романтическим наименованием залива Невинности! Как ее ни поэтизируйте, а невинность - одна из самых скучных разновидностей добродетели. Так философствовал про себя лейтенант Патерсон. А уж если лейтенант философствует, это верный признак меланхолии! По крайней мере, в нормальном состоянии лейтенант Патерсон до философии не снисходил…

Через час оба спутника вернулись. Военный был, видимо, доволен, мурлыкал себе под нос, штатский неистово кашлял и обиженно ворчал. Лейтенант помог обоим взойти на катер и распорядился убрать мостки. Судно развернулось и пошло к соседнему острову, милях в двух. Здесь у берега было приказано стать на якорь.

Прошло часа полтора. На океан спустился мрак, в котором растаяли силуэты островов. Вдруг со стороны суши раздался шум самолета. Вскоре показались и его сигнальные огни. Самолет сделал несколько кругов над тем местом, где, по расчетам лейтенанта Патерсона, находился недавно оставленный ими остров. Самолет был тихоходным: он очень медленно кружил над островом. Двое, вооружась биноклями, внимательно следили за маневрами машины. Патерсон было поднял свой бинокль, но военный коротко заметил: