Брендон Сандерсон - Герой веков (сборник)

Ну конечно, Разрушитель ведь мог менять текст. Словам Пенрода нельзя было верить. Эленд молча попрощался с мертвецом, жалея о том, что нет времени, чтобы похоронить пожилого сановника, и, бросив монету, улетел прочь.

Жители Лютадели куда-то скрылись. Если бы Разрушитель нашел способ убить их, Эленд обнаружил бы трупы. Он подозревал, что если поискать как следует, то в городе найдутся люди. Видимо, исчезновение тумана и внезапная смена дня и ночи заставили их спрятаться. Не исключено, что они пробрались в пещеру-хранилище под Кредикской Рощей. Эленд надеялся, что их там было не много, учитывая ущерб, причиненный дворцу. Если в пещере кто-то был, они оказались запертыми.

«Запад… — донесся шепот вместе с ветром. — Ямы…»

«Разрушитель обычно меняет слова на похожие, — вспомнил Эленд. — Значит… Пенрод, скорей всего, написал, что они отправились к террисийцам».

Логично. Если бы он бежал из Лютадели, то именно туда, где уже давно жили беженцы, где есть скот, поля и запасы продовольствия. Эленд повернул на запад и покинул город. Его плащ развевался при каждом алломантическом прыжке.

Вин вдруг стала лучше понимать злость Разрушителя. Она чувствовала, что обладает силой творения, но понадобились все усилия, чтобы передать Эленду хотя бы несколько слов.

Причем не было никакой уверенности, что он их услышал. Правда, Вин слишком хорошо его знала и чувствовала… связь. Несмотря на старания Разрушителя воспрепятствовать, она ощущала, что все же способна коснуться сознания Эленда. Может быть, сам Разрушитель так же общался со своими инквизиторами и прочими последователями?

И все же состояние, близкое к бессилию, приводило в ярость.

— Равновесие, — сердито проговорил Разрушитель. — Равновесие лишило меня свободы. Жертва Охранителя предназначалась для того, чтобы отсечь ту часть меня, что была сильнее, и спрятать, чтобы мы с ним стали равны по силам. На время.

Только на время. А что для нас время, Вин?

Ничто.

Тем, кто это читает, может показаться странным, что атиум был частью тела бога. Однако следует понимать, что, говоря «тело», мы имеем в виду «сила». Когда мой разум расширился, мне стало понятно, что предметы и энергия состоят из одного и того же и, следовательно, могут превращаться друг в друга. Очень логично, что божественная сила в нашем мире проявила себя в материальной форме. Разрушитель и Охранитель не были эфемерными абстракциями. Они являлись неотъемлемыми частями всего сущего. В каком-то смысле каждый предмет в мире состоял из них обоих.

Но вот атиум с этой точки зрения был особенным. Он не состоял наполовину из Разрушителя и наполовину из Охранителя — как, допустим, какой-нибудь камень, — а целиком из Разрушителя. Ямы Хатсина Охранитель сотворил с целью спрятать тело Разрушителя, которое заполучил в результате своего предательства. Кельсер на самом деле не уничтожил их: через сотню-другую лет кристаллы бы восстановились, и образование атиума продолжилось бы, поскольку именно таким образом и проникала в наш мир сила Разрушителя.

Воспламеняя атиум, люди пользовались силой Разрушителя и, наверное, поэтому становились такими совершенными машинами для убийства. Однако использование этой силы не означало, что люди по-настоящему овладевали ею. Когда зернышко атиума сгорало, энергия возвращалась в Ямы и начинала снова нарастать — точно так же, как сила в Источнике Вознесения, которая возвращалась туда, будучи использованной.

«Вне всяких сомнений, — размышлял Сэйзед, — это самая странная темница из всех, где я бывал».

Впрочем, он лишь во второй раз попал в заточение. И все же террисиец бывал в тюрьмах, а о многих ему доводилось читать. Большинство из них походили на клетки. Эта же представляла собой яму в полу, прикрытую сверху железной решеткой. Сэйзед скорчился на дне, подобрав под себя ноги. Метапамять у него забрали.

«Это предназначено для кандра, — понял он. — Кандра ведь без костей?

Интересно, на что похож кандра без костей? На кучу слизи? Или на гору мышц?»

Так или иначе, подобная тюремная камера была не для человека — особенно такого высокого, как Сэйзед. Он едва мог пошевелиться. Террисиец дотянулся до решетки, попытался ее сдвинуть, но не смог: решетку удерживал на месте большой замок.

Хранитель не знал точно, сколько времени провел в яме. Несколько часов? Или дней? Его не кормили, правда, один из членов Третьего поколения полил узника водой. Сэйзед все еще был мокрым и выжимал одежду, чтобы хоть как-то утолить жажду.

«Как глупо, — подумал он в очередной раз. — Скоро конец света, а я сижу в тюрьме».

Последний хранитель. Вестник! Он должен находиться в гуще событий…

По правде говоря, Сэйзед начал верить, что конца света не будет. Согласился с тем, что кто-то — может, сам Охранитель — следит за человечеством и защищает его. Хранитель все больше был готов стать верным последователем террисийской религии — не потому, что она казалась совершенной, а потому, что поверить и обрести надежду теперь казалось лучшим выходом.

Герой был реален. Сэйзед это знал. И еще он в нее поверил.

Он был знаком с Кельсером, помогал ему. Вел хронику возникновения Церкви Выжившего в первые годы ее существования. Сэйзед даже изучал вместе с Тиндвил миф о Герое Веков и взял на себя обязанность объявить о Вин — той, которая начала воплощать пророчества в жизнь. Но лишь недавно ощутил веру. Может быть, из-за решения стать тем, кто видит чудеса? Или причиной стал страх приближающегося конца? Не исключено также, что из-за напряжения и волнений. Как бы там ни было, почему-то посреди всеобщего хаоса Сэйзед ощутил покой.

Она придет. Она сохранит мир. И он, Сэйзед, должен ей помочь. А значит, надо поскорей выбираться из заточения.

Террисиец внимательно рассмотрел металлическую решетку. Замок был стальной, сама решетка — железная. Осторожно приподнявшись, Сэйзед коснулся прутьев, извлек немного собственного веса и вложил в железо. Тотчас же тело стало легче. В ферухимии железо использовалось для хранения веса, а решетка была сделана из достаточно чистого металла, чтобы вместить ферухимический заряд. Все инстинкты немедленно запротестовали: решетка не предназначалась для того, чтобы носить ее с собой, и если придется бежать, то всю свою силу Сэйзед вынужден будет бросить. Но что толку сидеть в яме и ждать?

Он вытянул другую руку, коснулся пальцем замка и принялся извлекать из своего тела скорость. Тотчас же охватила апатия, будто каждое движение — даже дыхание — сделалось очень трудным. Сэйзед словно застрял в какой-то плотной субстанции, которая мешала шевелиться.