Брендон Сандерсон - Герой веков (сборник)

— Так работает алломантия, Дему. Получить способности можно лишь после того, как раскроется дар, — после того, как ты столкнешься с чем-то опасным, почти смертельным.

— И вы думаете, Кельсер не испытывал чего-то подобное до Ям? Мой господин, он был вором, который грабил поручителей и аристократов. У него была очень опасная жизнь. Думаете, побои, дыхание смерти и страдания обошли его стороной?

Эленд не нашелся, что ответить.

— Он получил свою силу в Ямах, — негромко продолжал Дему, — потому что там с ним произошло нечто. Люди, которые его знали, говорят, он стал другим человеком, когда вернулся. У него появилась цель, и он решил исполнить то, что весь остальной мир считал немыслимым. — Дему покачал головой. — Нет, мой господин. Человек по имени Кельсер умер в Ямах, и родился Кельсер Выживший. Наделенный великими способностями и великой мудростью по воле той силы, что выше всех нас. Потому он и преуспел. Потому мы и поклоняемся ему. Он не был безупречным, но его мечты были божественны.

Эленд отвернулся. Он прекрасно понимал, что происходит: последователи Кельсера постепенно его обожествляли, превращая его жизнь в последовательность мистических событий. Кельсера просто необходимо было наделить божественной силой, поскольку церковь не могла и дальше поклоняться обычному человеку.

С другой стороны, слова Дему заставляли невольно задуматься. Каким образом человек из преступного мира смог протянуть так долго, прежде чем в нем раскрылся дар?

Кто-то закричал.

Эленд вскинул голову, оглядывая ряды. В воздухе начал разрастаться туман, и люди забеспокоились. Император не увидел солдата, который упал. Вскоре искать его стало бессмысленно, потому что закричали и другие.

Полыхающее красное солнце размытым пятном опускалось за горизонт. Конь Эленда тревожно переступал с ноги на ногу. Командиры приказали солдатам сохранять спокойствие, но Эленд по-прежнему видел движение. В ближайших к нему рядах образовались бреши: тут и там люди падали на землю, словно марионетки с обрезанными нитями. Они бились в конвульсиях, их товарищи в ужасе отстранялись, и над всеми клубился туман.

«Я нужен им», — подумал Эленд, сжимая поводья и разжигая эмоции людей вокруг себя.

— Дему, поехали.

Он развернул коня, однако Дему за ним не последовал.

Эленд оглянулся:

— Дему? Что…

Он осекся. Туман не скрыл страшную дрожь, охватившую Дему. На глазах у Эленда генерал выскользнул из седла и рухнул на землю, покрытую доходящим до щиколотки слоем пепла.

— Дему! — Эленд спрыгнул следом, ощущая себя полным дураком.

Он и не подумал о том, что его друг мог оказаться восприимчивым к туману, — просто решил, что тот, как Вин и остальные, уже приобрел иммунитет. Погрузившись в пепел, Эленд опустился на колени рядом с Дему, которого сотрясали конвульсии. Кричали от боли солдаты, орали командиры, приказывая держаться.

А сверху по-прежнему падал пепел.

Рашек не решил все проблемы мира. Фактически каждый раз, когда ему удавалось что-то исправить, он невольно создавал себе новые сложности. В частности, вместо растений, умиравших в лучах изменившегося солнца, на покрытой пеплом земле мы получили такие, которыми не очень-то можно было насытиться. Однако он был достаточно умен, чтобы проблемы становились все менее значимыми.

Он все-таки спас мир. Разумеется, сначала чуть было не уничтожил, но, с учетом всех обстоятельств, нашел прекрасный выход из положения. По крайней мере, не выпустил Разрушителя, как это сделали мы.

Сэйзед хлопнул лошадь по крупу, и та галопом понеслась прочь. Из-под копыт полетели комки спрессованного пепла. Когда-то чисто-белая шкура сделалась серой и грязной. Истощенная, с выступающими ребрами, лошадь уже не годилась для езды верхом, а кормить ее было нечем.

— Что за печальное зрелище, — заметил стоявший рядом с террисийцем посреди покрытой пеплом дороги Бриз.

Отряд из двух сотен солдат молча наблюдал за убегающим животным. Сэйзед не мог избавиться от ощущения, будто в том, что они отпустили свою последнюю лошадь, было нечто символическое.

— Думаешь, она выживет? — спросил Бриз.

— Предполагаю, какое-то время она сможет отыскивать себе пропитание, раскапывая пепел. Но это будет непросто.

— Сейчас у всех жизнь непростая, — хмыкнул гасильщик. — Что ж, желаю удачи этому животному. Ты присоединишься ко мне и Альрианне в карете?

Сэйзед обернулся через плечо и посмотрел на карету. С нее сняли все возможное и переоснастили так, чтобы ее могли тянуть солдаты. Вместо дверей повесили занавески; избавились от задней части. Учитывая ее теперешний вес и две сотни человек, которые могли сменять друг друга, подобный транспорт не представлял собой большой обузы. И все-таки совесть не позволяла террисийцу воспользоваться солдатами как тягловой силой. Старые привычки были слишком сильны.

— Нет, — покачал головой Сэйзед. — Лучше я немного пройдусь. Спасибо.

Гасильщик кивнул и направился к карете, чтобы сесть рядом с Альрианной; солдат держал зонт над головой Бриза, пока тот не очутился внутри. Оказавшись теперь во власти пепла, Сэйзед поднял капюшон своего походного одеяния, прижал к груди папку и зашагал по черной земле к головной части отряда.

— Капитан Горадель, — окликнул он. — Мы можем двигаться дальше.

И они двинулись. Путешествие было нелегким: слой пепла становился все толще, и идти по нему оказалось утомительно. Он проминался под ногами, словно песок. Но даже столь сложные условия не могли отвлечь от тревожных мыслей. Сэйзед надеялся, что встреча с основным войском — с Элендом и Вин — позволит ему сделать передышку. Друзья и любовь, которую эти двое испытывали друг к другу, обычно воодушевляла. В конце концов, ведь он сам их и поженил.

Однако на этот раз встреча лишь усилила беспокойство.

«Вин позволила Эленду умереть. И она это сделала из-за того, чему я ее научил».

Набросок цветка, спрятанный в рукаве, невольно возвращал к разговору с Вин. Почему к нему, Сэйзеду, люди шли за решением проблем? Разве они не понимали, что он просто лицемер, способный красиво говорить, но не умеющий следовать собственным советам? Террисиец чувствовал себя потерянным. Словно что-то тяжелое давило на него, заставляя сдаться.

Поразительно, с какой легкостью Эленд говорил о надежде и чувстве юмора. Будто для того, чтобы стать счастливым, хватало лишь одного желания. Впрочем, некоторые так и считали. Когда-то Сэйзед мог бы с ними согласиться. Теперь же у него начинались болезненные спазмы в желудке от одной только мысли, что предстояло принять какое-нибудь решение. Любые его идеи оказывались погребены под грудой сомнений.