Джон Варли - Титан. Фея. Демон

Дыра вела в черноту. По всем бокам узкой дымовой трубы стенки расширялись вовнутрь, сдерживаемые чем-то наподобие рыбацкой сети.

Тут Искра поняла, что это газовые баллоны, а Сирокко только что обнаружила между ними ход.

— А если б ты проколола баллон? — поинтересовалась Искра.

— У Свистолета больше тысячи газовых баллонов. Можно разом проколоть три сотни — и ничего с ним не случится. Если же мой первый прокол угодил бы в баллон, дырка была бы залечена в течение десяти секунд. — Опустив ноги в дыру, Сирокко нашла опору и ухмыльнулась Искре.

— Следуй за мной, ладно?

— А ему ничего?

— Эта дыра залечится в течение пяти минут. Обещаю, он даже этого не заметит.

Искру глодали сомнения, но на ее желание следовать за Сирокко это никакого влияния не оказало. Как только голова Феи скрылась в дыре, Искра тоже нырнула вниз, поскользнулась и ухватилась за сетку.

— Откинь клапаны наверх, — крикнула ей снизу Сирокко. — Так быстрее зарастет.

Искра сделала, как было сказано, и внутри пузыря стало темнее.

— А теперь просто лезь вниз. Ты тут кое-кого увидишь, но не беспокойся. Ничто здесь вреда тебе не причинит.

Спускались они долго. Поначалу кругом царила полная темнота, затем глаза Искры чуть попривыкли, и она стала кое-что видеть.

Проще, хоть и утомительнее, было висеть на пальцах. Время от времени рога натыкалась на крупный трос, где можно было передохнуть, но чаще вокруг оказывалась лишь тонкая сетка. Спасала Искру низкая гравитация.

Через десять минут внизу показался свет. Искра остановилась и заметила, как Сирокко вынимает из рюкзака сияющий оранжевый шарик. Фея отдала один Искре, а другой привязала себе к кисти. Шарик испускал что-то вроде биолюминесценции, и его света вполне хватало, чтобы видеть все вокруг.

Вначале было вполне сносно. Искра видела, за что можно ухватиться руками и куда поставить ноги. Затем проснулась клаустрофобия. Все было как в кошмарном сне, когда вокруг тебя смыкаются стены, — только это был не сон, а реальность. Стены и впрямь сжимались.

Затем Искра подумала над тем, что она делает. То, за что она хваталась, не было на самом деле ни веревкой, ни сеткой; нет, это были мышцы гигантского существа. Искра чувствовала, как они подаются, когда она на них ступает. Мышцы были сухие, благодарение Великой Матери и ее мелким демонам, но все равно от такого спуска по спине бегали мурашки.

Они свернули в один из боковых проходов. Некоторые из них были не толще ее руки, но некоторые оказались достаточно широки, чтобы по ним можно было ходить. Где-то в их глубине поблескивали глаза.

— Херувимы, — пояснила Сирокко. — Они имеют примерно такое же отношение к ангелам, что и обезьяны к нам. Они селятся в самых крупных дирижаблях.

В небесном левиафане оказались и другие обитатели. Мелкие твари вроде мышей суетились под ногами, а один раз Сирокко помедлила, когда что-то крупное стало удирать с их пути. Искра так этого существа толком не разглядела да и желанием разглядывать ЭТО она не горела.

— Ты уверена, что мы его не раздражаем? — спросила она по дороге.

— Чем дальше, тем веселее, — отозвалась Сирокко. — Если б ему не нравилось наше присутствие, мы бы уже об этом узнали. Все, что ему требуется — это заклеить проход и заполнить его водородом. Не надо, Искра, выдумывать ерунды. У пузырей своя собственная внутренняя экология. Есть сотни животных, которые больше нигде обитать не могут. И дирижабли постоянно берут на борт транзитных пассажиров.

Наконец они оказались у еще более широкого прохода, и Сирокко туда вошла. Около двадцати метров в диаметре, он, казалось, тянется в обе стороны до бесконечности.

— Центральный парк, — пояснила Сирокко. И действительно — вдоль стен росли древоподобные организмы, бледные и флюоресцирующие. Они избегали света. Сирокко указала вперед. — Идем. Осталась всего миля.

Миля вышла странная. Они оказались на верху газового баллона, и сетка у них под ногами была гораздо тверже. И девушки все время подпрыгивали, как будто шли по морю подушек.

Какое-то время спустя коридор расширился, и впереди показался свет. Они оказались в громадном, бесформенном зале. Пол пошел вниз до прозрачной мембраны, которая была иссечена тонкими каналами, пульсирующими от внутреннего давления. Здесь было прохладно — как, впрочем, и всюду внутри пузыря.

— Гостиная Б-24, — сказала Сирокко и принялась осматривать груды разноцветной ткани. А Искра, двинувшись вперед, почти дошла до гигантского окна. Она поняла, что они с Сирокко оказались в носу существа — и слегка ближе к низу. Открывшийся ей вид был замечательным, должно быть, именно такая панорама открывалась перед летчиком, который летал на старинном военном самолете: далеко внизу ползла земля, будто на неторопливом и величественном военном параде, что шел уже шестьдесят тысяч лет.

Тут нога ее наткнулась на что-то твердое под одной из груд ткани. Искра взглянула вниз и охнула. Наткнулась она на человеческую ступню, бурую и высохшую. Пальцы шевелились. Искра чуть подняла взгляд и увидела лицо древнего-древнего старика: совершенно лысого, показывавшего крепкие белые зубы в довольной улыбке.

— Меня зовут Кельвин, деточка, — сказал старик. — А такой красотки, как ты, мне давненько встречать не приходилось.

Искре так и не довелось увидеть большую часть тела Кельвина. Хоть он и двигался, но был так плотно закутан в тряпье, что только голову разглядеть и удавалось.

— Единственная настоящая проблема при такой жизни, — сказал он однажды, — заключается в том, чтобы сохранять тепло. Вот взять старину Свистолета. Вечно ему хочется туда, где похолоднее. Да, Рокки, а как там Август поживает?

Сирокко объяснила, что Август давным-давно умерла. Искра следила за Кельвином и сильно сомневалась, что старик понимает, о чем она говорит. Дальше он взялся расспрашивать про остальных, причем все они уже давно были мертвы. Всякий раз он грустно качал головой. Лишь единожды Сирокко, казалось, расстроилась — и это было, когда Кельвин спросил про Габи.

— Она… она, Кельвин, замечательно поживает. Просто замечательно.

— Ну вот и славно.

Искра почти все про Габи знала, и ответ Сирокко показался ей чистым безумием.

Наконец она поняла, что Кельвин почти так же стар, как и Сирокко. И выглядел он именно на свой возраст.

Хотя в то же время казался достаточно жизнерадостным, вполне бодрым и счастливым. Единственный намек на маразм заключался в расспросах о мертвецах.

Кельвин все шаркал по прохладной пещере, роясь в соломенных корзинах, доставая деревянные чаши и костяные ножи, а также доску для нарезки. Сирокко села рядом с Искрой и негромко заговорила:

— Пойми, Искра, Кельвин вовсе не безумен. Не думаю, что он понимает, что такое смерть. И не думаю, что у него есть хоть малейшее представление о времени. Он живет здесь уже девяносто пять лет, и человека счастливей его я просто не знаю.