Джон Варли - Титан. Фея. Демон

Путь через Океан лежал вдоль южного берега моря, мимо того места, где начало формироваться необъятное ледяное полотно — и к краю одного из трех крупнейших ледников. Здесь масса льда уже составляли сотни метров в глубину и имела достаточный запас прочности, чтобы выдержать вес любой армии.

В Океане не было Окружного шоссе — как, впрочем, и в Мнемосине. Глупо было бы пытаться проложить здесь постоянную трассу. Самый простой путь лежал через замерзшее море. Хотя полотно и не отличалось гладкостью — давление ледников дробило лед и вынуждало громадные льдины наползать друг на друга — найти сравнительно ровный маршрут было нетрудно. Благо теперь, когда ангелы использовали весь потребовавшийся им динамит, оставшиеся самолеты Конела привозили тонны взрывчатки, которую разведчики использовали для подрыва торосов и расчистки проходов.

Пока армия двигалась в ярко-льдистую ночь Океана к месту своей первой стоянки, на востоке вырастала знакомая громада, то был Свистолет. Дирижабли всегда пролетали Океан на большой высоте. Однако Свистолет явно спускался, словно ему в этом месте что-то было нужно.

Остановился он невдалеке от армии, и с его брюха стало падать нечто, показавшееся людям мелкой пылью. Временами все слышали зловещие звуки — это пузырь выпускал избыточный водород. Но, пока пыль падала, Свистолет постепенно поднимался.

Закончив, дирижабль отлетел на несколько километров и, развернувшись к востоку, слил целый ливень балластной воды, которая, прежде чем упасть на землю, успела превратиться в ледяную крупу.

Пыль на поверку оказалась дровами. Они были рассыпаны по всей территории, выбранной Сирокко для первого лагеря, и нарублены на длину, удобную для тех печурок, которые легко размещались внутри солдатских палаток. Кроме того, дрова были сухие и почти бездымные.

Сирокко велела передать по рядам, что древесина — подарок от титанид Гипериона. Пока все лакомились горячей пищей и заползали в спальные мешки в теплых палатках общее мнение о титанидах, уже достаточно высокое среди ветеранов джунглей, поднялось до невиданных высот.

Во время второй стоянки в Океане Габи снова явилась Сирокко. Сирокко лежала в палатке. Ноги она протянула к огню, разведенному в чем-то вроде большого примуса. Сирокко подумала, «что теперь наконец-то сможет отдохнуть. Когда же ей в последний раз доводилось спать? Кажется, еще в Кроне. Но пока ничего не получалось.

Тем не менее, Сирокко знала, что поспать необходимо, и потому улеглась поудобнее, зевнула, закрыла глаза… и тут в палатку вошла Габи. Габи взяла ее за руку и заторопилась наружу.

— Пойдем, — сказала она. — Мне надо показать тебе нечто важное. За пределами теплой уютной палатки царила жуткая метель. Впрочем, не такая уж она была и жуткая. Однако при минус двадцати градусах по Цельсию неприятен любой ветерок. Двое часовых у палатки стояли спиной к костру, чтобы ясно видеть в темноте. Но Габи и Сирокко они не заметили. Солдаты смотрели прямо сквозь них.

«Что ж, для сна ничего удивительного», — подумала Сирокко.

Они прошли по снегу к другой палатке, и Габи ввела Сирокко внутрь. Там стояли две постели. В одной спала Робин. На другой, протирая глаза, сидел Конел.

— Капитан? А это не…

Конел явно видел Габи. Наверное, он тоже спал.

— Кто это? — спросил он.

— Меня зовут Габи Плоджит, — сказала Габи.

Тут Сирокко действительно пришлось отдать должное Конелу. Он некоторое время молча смотрел на Габи, очевидно вспоминая бесчисленные истории, которых он за все это время наслушался, и пытаясь соотнести их с реальностью. Мысль о призраке, похоже, серьезных переживаний Конелу не доставила. Наконец он кивнул:

— Твоя разведчица, Капитан… верно?

— Верно, Конел. Все идет хорошо.

— По-моему, больше никто это и быть не мог. — Конел попытался встать, но вздрогнул от боли.

Вообще-то со сломанной лодыжкой Конела следовало отослать в город. Он даже приготовился поднять бучу если кто-то попробует это сделать. Сирокко он был нужен в Гиперионе — больной или здоровый. А раз Конел мог ехать верхом на Рокки, серьезной проблемы не возникало.

Вот только перелом вышел скверный. Титанидские целители считали, что хромать Конел будет долго возможно, всю оставшуюся жизнь.

Габи опустилась перед ним на колени. Без малейших усилий она сняла массивный гипс, возложила руки на голую лодыжку и на долю секунды ее сжала. Конел охнул, затем явно удивился. И спокойно встал на сломанную ногу.

— Чудеса, по две штуки за четвертак, — сказала Габи.

— Четвертак за мной, — отозвался Конел. — Да и благодарность тоже… — Тут он рассмеялся.

— Что такое?

Конел развел руками, и рот его разъехался в глуповатой ухмылке. Стоял он еще нетвердо. — А второе чудо?

— Скоро покажу. Берите меня за руки, детишки.

Полет, похоже, обескуражил Конела куда больше, чем явление призрака или магическое исцеление. Сирокко слышала, как стучат его зубы.

— Возьми себя в руки, Конел, — сказала Габи. — После того трюка, который ты провернул с люфтмордером, это просто воскресная прогулка в парке.

Конел промолчал. Сирокко просто терпела. На самом деле ей не нравилось все, что было не в ее власти. Хотя во время этих снов все казалось не таким уж и важным.

— До сих пор ты мне доверяла, — нежно обратилась к ней Габи. — Доверься еще раз. Тебе здесь нечего бояться.

— Я знаю, только…

— Только ты всегда, минуя Океан, испытывала иррациональный страх. И ты никогда не подходила ближе, чем на сто километров, к центральному тросу. Океан — враг, постоянно твердил тебе твой разум. Океан — зло. Но теперь-то тебе уже двадцать лет известно, что зло — это Гея. Так кто тогда Океан?

— …Не знаю. Сколько раз я собиралась прийти и посмотреть этому подлецу в глаза… до сих пор вижу, как «Укротитель» расходится по всем швам.

— И слышишь ту милую сказочку, которой Гея угостила нас тогда в ступице… — Габи на миг умолкла, а затем голос ее зазвучал, как у капризного ребенка —…про то, как бедная несчастная Гея перепробовала все-все, как безумно ей хотелось дружить с человечеством, встретить нас с распростертыми объятиями… вот только этот грязный и подлый бунтовщик Океан потянулся и… ах, бедненькие вы бедненькие, как вам, должно быть, тяжко пришлось, но тут нет моей вины — это все гнусный Океан, который прежде был частью моего титанического разума, но теперь сам стал полубогом, и у меня нет никакой, совсем никакой власти над изменником…

Габи погрузилась в молчание, а Сирокко, обдумывая ее слова, мрачно сказала:

— Я не такая идиотка, чтобы об этом не думать. — Но я уже говорила — я просто не могла сюда прийти.

— Тут Стукачок славно постарался, — заметила Габи. — Даже когда ты вынула его из головы, он оставил там немало мусора.