Александр Громов - Мягкая посадка. Год Лемминга. Менуэт святого Витта

— А вам? — немедленно спросил он.

— Мне тоже…

— Тогда почему же вы не молитесь?

Кажется, этот дед поставил себе задачей надоесть мне как можно быстрее.

— Вас куда подбросить? — спросил я.

— Подбросить? — Он заморгал и посмотрел вверх. — Зачем?

— Подбросить — в смысле подвезти. Это идиома.

— А, да-да. Куда-нибудь. Где можно жить.

Час от часу не легче.

— Я ищу, где можно жить, — уточнил он. — Отель или квартиру. Все равно.

Это уже конкретнее.

— Вы приезжий? — спросил я.

— Из Кембридж, — сказал он. — Я соотечественник. Мой багаж в… эйрпорт.

Мы вынеслись на набережную, и на повороте противно завизжали шины.

— В аэропорту, — сказал я. Он кивнул. Все равно было непонятно, почему он искал отель возле вагоноремонтного завода и вообще как он там оказался в своем жеваном пальто. Но тут его прорвало, и он затарахтел как заводная шкатулка, без умолку. Что-то о том, на какую долю он русский, а на какую просвещенный мореплаватель, и как он всю жизнь хотел здесь оказаться, и его родители тоже хотели, и почему он не мог приехать раньше, а теперь вот приехал и очень рад, потому что перспективы работы в Институте антропологии Академии наук, потому что давняя мечта вернуться именно с этими перспективами… Ну и ладно. Я слушал вполуха: пока машина шуршит по набережной, отвлекаться вредно для здоровья. Тут есть пара таких мест, куда нога человека не ступает без острой необходимости. Вот, кстати, первое…

Пусто. Никого нет. Даже как-то странно.

— У нас лучше? — спросил я.

Он не сразу понял. Потом приподнял костлявые плечи, почему-то сперва одно, потом другое. Это выглядело забавно.

— Везде одинаково.

— А-а, — сказал я, следя за дорогой и особенно за обочинами. — А как там одинаково?

— Туман, — сказал старик. — Туман, смог. Как в девятнадцатом столетии, даже хуже. Только снега не так, как здесь. Иногда тает.

— Да здравствует Гольфстрим, — кивнул я. — А адап-танты?

Он только пожал плечами — опять поочередно. Очевидно, хотел сказать, что этого добра и там хватает.

— Как вы думаете, они все-таки люди?

— Что вы имеете в виду? — спросил он. — Генетически или социально?

— Генетически. Социально — тут все ясно.

— Вряд ли, — подумав, сказал Бойль. — Э-э… вряд ли ясно. С обыденной точки зрения они, разумеется, не люди, а… изродки. Я правильно сказал? Выродки? Да-да, именно выродки, благодарю вас, я осказался… Оговорился? Да-да. Однако по их социальному поведению их, вероятно, все еще следует относить к людям, нравится это нам или нет. Пусть к самым отвратительным людям, какие когда-либо оскверняли земную поверхность, но все-таки, извините, к людям…

— Ничего себе, — мрачно сказал я. — Не оскажитесь так где-нибудь в людном месте. Могут быть неприятности.

Бойль обеспокоенно повертел головой по сторонам:

— А где отель? Или как это… гостиница?

— Зачем вам гостиница? — возразил я. — Платить еще, а за что? Сколько угодно покинутых квартир, встречаются и с мебелью. Выбирайте любую.

Он с подозрением посмотрел на меня:

— А это вполне корректно?

— Вполне, — уверил я. — Наймите кого-нибудь выломать замок, если заперто, и вселяйтесь. Если хотите, можете зарегистрироваться в местном департаменте, хотя теперь это, наверное, не обязательно… Только не забудьте укрепить дверь и не расставайтесь с оружием. У вас есть какое-нибудь оружие?

Хоть удавись, не был он похож на сына Альбиона. Скорее напоминал Георгия Юрьевича, Дашкиного соседа по лестничной площадке, этот могиканин недавно оборвался в шахту вместе с лифтом, не получив при этом никаких повреждений, кроме почему-то инсульта, и твердо намерен выздороветь. Он из бодрых старичков, из настырного племени беспробудных энтузиастов и изобретателей промышленного использования ушной серы. Совсем старый хрен: он не то что первую перестройку — он Брежнева помнит! Крепкое выдалось поколение, дуракоустойчивое. Как-то раз за коньячком — лакали вчетвером скромно, но неумеренно: я, Дарья, он и его внучатый племянник, стопроцентный лощеный менеджер, белый воротничок, — он рассказал нам анекдот без бороды (какая там борода — выпала давно, и зубы выпали). Кто есть Брежнев? Мелкий-де политический деятель эпохи Аллы Пугачевой. Вот. И, рассказав, задребезжал соседушка хлипким старческим смешком, заперхал — коньяк не пролил, и то слава богу.

Он думал, что нам будет смешно. Мне было не смешно. Он думал, что кто-нибудь из нас спросит про Брежнева, и уже облизывался, предвкушая, как выдаст нам всю подноготную про него, про первую перестройку, про вторую диктатуру, да и про третью тоже. Я не спросил. Белый воротничок — тот вообще встал и ушел, пошатываясь, в уборную по своим ворот-ничковым делам.

А Дарья вдруг спросила, кто такая Пугачева.

— Нет у меня оружия, — с достоинством сказал Бойль. — И не надо.

Ну-ну.

На приборной панели сигнал Единой дорожной опять мигал вовсю, но я продолжал вести машину сам, следуя житейской банальности: из всех глупостей, какие в данный момент можно совершить, выбирай наименьшую. Правда, в центре можно было не трепыхаться насчет адаптантов. Тут их не держат. Если бы и держали, то здесь, между красной стеной и санным памятником на площади боярина Кучки, делать им все равно нечего, здесь все просматривается насквозь, как в институтском коридоре. По-моему, что эта стена в крупный зубчик, что гранитные сани с боярином одинаково действуют на адаптантов как хороший репеллент. Не пойму, в чем тут дело, какой-то угловатый стык зоологии с урбанистикой, не моя это область. Существует распространенное мнение, ни на чем, кроме здравой логики, не основанное и потому вряд ли верное: весь центр города не что иное, как штаб-квартира некоей невероятной сверхстаи, ее дом, а дома, как известно, не гадят… Здесь здравая логика дает сбой: адаптанты гадят где угодно. Не знаю, не знаю. Главное, что в центре почти безопасно, зато дальше, перед въездом на эстакаду и особенно потом, в Южном туннеле… Скверное место этот туннель, но в объезд еще хуже.

— Так вы, стало быть, антрополог? — спросил я Бойля — во мне пробудился интерес. Он закивал и опять завел свою механическую шкатулку. Да, ему, даже не являющемуся по прискорбному недоразумению членом Королевского общества, без всякой ложной скромности удалось кое-что сделать в этой научной дисциплине, и хотя его работы по физиологии адаптантов, строго говоря, нельзя назвать основополагающими, поскольку бесспорными лидерами в этой области знания являются Дюфэз и Вержицкий, а также следует отметить блестящую статью Земанека, Гейнике и Гешке в недавнем специальном выпуске «Природы», но тем не менее феномен адаптан-тов открывает столь значительные перспективы для исследования, что можно рассчитывать на получение близких и значимых результатов, которые помогут прояснить ряд до сих пор непонятных моментов, что, в свою очередь… и т. д, и т. п. Пока все это была ушная сера. Я терпеливо дослушал до конца.